Аборигены, кенгуру и лайнеры

Вечером 20 декабря 1949 года мы, шестеро коммунистов, сидели вместе и слушали по радио результаты выборов, явившиеся следствием предательства лейбористского правительства. Холодная война была в апогее, и лейбористы, и оппозиционные им в то время партии — либеральная и аграрная — вели предвыборную борьбу, споря о том, какая из них может лучше бороться против коммунистов и держать их в узде. Находясь у власти, лейбористская партия показала, на что она способна, арестовав во время забастовки горняков их вождей, генерального секретаря профсоюза портовых рабочих Джима Хили и Лоренса Шарки, генерального секретаря компартии. Но Мензис обещал больше, и избиратели решили поймать его на слове.

Мы спорили.

— Австралийцы голосовали не за Мензиса и его политику преследования коммунистов, а против лейбористского правительства и его антирабочей политики, — утверждал оптимист.

— Хорошо, возможно, — возражали ему, — но в Австралии пришло теперь к власти правительство проамериканское, антисоветское, выступающее за холодную войну и против мира.

Однако оптимист не сдавался:

— Мензис не удержится, противоречия между либералами как представителями крупной буржуазии и аграрной партией слишком велики.

Но Мензис удержался: и через шестнадцать лет он со своей аграрной партией все еще находился у власти.

Состав нашей группы коммунистов был необычным: один из нас был железнодорожником, все остальные — государственными служащими. Мы жили и работали в Канберре, столице Австралии, городе, который считается воплощением мелкобуржуазного понятия права и справедливости. Так как в Канберре нет промышленности, в ней нет и пролетариата, исключая немногих транспортных рабочих.

По сути, само существование Канберры ничем не оправдано. Своим возникновением город обязан соперничеству штатов Виктория и Новый Южный Уэльс: ни один из этих штатов не хотел признать столицу своего соперника столицей Австралийского Союза. В 1927 году на месте одинокой овечьей фермы возник этот город. И хотя здание парламента находится в Канберре, политика делается в Сиднее и Мельбурне, а не в федеральной столице.

Естественно, и существование внутри австралийского государственного аппарата нашей маленькой партийной группы также, по сути, ничем не оправдано, и если не считать партийной прессы, раз в неделю поступающей по почте, посещения время от времени Сиднея, удаленного от нас более чем на триста километров, и такого же редкого посещения нас товарищами-коммунистами, мы были полностью изолированы.

Когда радио донесло до нас печальное известие о поражении лейбористов, мы спрашивали друг друга, что мы — каждый в отдельности и вся партийная группа в целом — должны делать. Большинство из нас уже работали нелегально в начале сороковых годов, когда партия была запрещена. С приходом к власти Мензиса мы ожидали нового запрещения партии, домашних обысков, конфискаций книг, арестов. Но оптимист настаивал на своем:

— В сороковом году Мензис, поскольку было военное положение, мог запретить партию, теперь он этого сделать не сможет.

Мензис воплощал в себе все, что было в Австралии реакционного и враждебного прогрессу. После 1934 года, когда он попытался помешать высадке Эгона Эрвина Киша, волк не стал ягненком, и мы должны были быть готовы к нападениям наемников правительства Мензиса, агентов австралийской службы безопасности, которую часто называли «гестапо».

Сразу же после возвращения из поездки в США перед началом холодной войны, получив инструкции от Джона Фостера Даллеса, Мензис заявил австралийскому народу: «Три года войны — ни одним днем больше».

И Мензис начал генеральное наступление против коммунистической партии. Прежде всего он назвал парламентариям двадцать «опасных коммунистов» — по списку, без сомнения подготовленному для него службой безопасности. На самом деле, половина их названных никогда не были коммунистами. Нисколько не смутившись, Мензис провел закон, по которому правительство в своем бюллетене могло объявить отдельных лиц «коммунистами», а некоторые организации — «коммунистическими фронтами», заставить этих лиц зарегистрироваться как «агентов враждебной державы», а от организации потребовать назвать своих членов и предоставить правительству право проверки финансов.

Но даже довольно беззаботный австралийский народ не мог примириться с этим образцом чисто фашистского законодательства. Под давлением общественного мнения лейбористская партия, во всяком случае та ее часть, которая не предалась целиком и полностью антикоммунизму, превратилась сразу же, в течение одной ночи, в защитницу демократии. Профсоюз докеров поручил в 1950 году лидеру оппозиции Берту Эватту оспаривать перед Верховным судом Австралии правомочность нового антикоммунистического закона. После на месяцы затянувшихся раздумий и колебаний пять ученых-юристов заявили, что хотя они ни в коем случае не за коммунизм, однако согласно конституции коммунистическая партия является легальной партией. Это было второе поражение Мензиса.