Аборигены, кенгуру и лайнеры

Но на него нажимали его хозяева в Вашингтоне, и он должен был попытаться путем референдума изменить конституцию в нужном ему направлении.

Против маленькой партии были мобилизованы все реакционные силы. Но партия не осталась без поддержки — у нее оказались союзники. Кампания затянулась на неделю, исход ее был неясен.

Снова сидела наша маленькая партгруппа в Канберре перед тем же самым приемником, как и полтора года назад, и тот же самый диктор объявил: «…согласно последним результатам голосования, по-видимому, три штата высказываются за и три — против. Внушительное «нет» Нового Южного Уэльса, самого большого штата, обеспечивает несомненное большинство голосовавших против. Поскольку за предложение премьер-министра не высказалось ни большинство штатов, ни большинство голосовавших, его попытка изменить конституцию не удастся». Мы чувствовали себя усталыми, очень усталыми, но все же мы выпили за успешную борьбу австралийского народа против Мензиса. Но что еще теперь он придумает?

Мы скоро это узнали. За нами установили наблюдение. Иногда за мной следовали даже два детектива сразу. Служба безопасности систематически подвергала допросам моих знакомых и товарищей по работе. При этом совсем не заботились о чувствах рядового порядочного австралийца, который не терпит, когда его используют в низких целях. После первого шока мы стали находить в этом развлечение и поставили себе целью оставлять для агентов службы безопасности побольше следов, чтобы они тратили как можно больше времени и денег. Нам стало известно, что подобное происходило по всей Австралии и что мы должны опасаться провокаций.

Когда моя жена уезжала с нашим маленьким ребенком в Европу и я провожал ее в Сидней, в квартиру, где мы остановились, вломились грабители. Единственное, что их привлекло, была моя куртка. Впрочем, и ее вместе с бумажником мы нашли потом в гараже. Возвратившись домой, я убедился, что и в нашей собственной квартире что-то искали, однако ничего ценного не было взято. Явно, служба безопасности воспользовалась в этих случаях своими хорошими отношениями с уголовным миром, для того чтобы найти какие-то нужные им документы.

В первый же день после моего возвращения в Канберру меня вызвали к государственному секретарю, который объявил мне, что занимаемая мной должность сокращается, но что я могу получить другую, с тем же окладом, в бюро статистики. Но так как я уже давно мечтал приобрести ферму и как раз в это время такая возможность представилась на Кинг-Айленде, я решился и в конце концов поселился там в январе 1954 года.

На острове практически не существовало партийной организации коммунистов, был только один коммунист из строительных рабочих и несколько политически активных докеров. Здесь я оказался в политической изоляции.

Хозяйство на ферме было очень запущено, и в первые три месяца я столько работал, что не мог ни о чем другом и думать. Но однажды по радио сообщили, что третий секретарь советского посольства Петров попросил политического убежища и что правительство Мензиса на основании будто бы переданных им документов приняло решение создать комиссию по делу о шпионаже. Так вот каким был третий раунд в борьбе Мензиса против нашей партии!

Мензису с трудом удалось найти трех судей для комиссии, которая в июле начала свою деятельность в Мельбурне и стала вызывать свидетелей. Одним из первых был секретарь Берта Эватта по связи с прессой. Таким образом, нападение на коммунистическую партию снова вылилось в нападение на социал-демократов, на лейбористскую партию. Руперта Локвуда, члена парламента и издателя газеты профсоюза портовых рабочих, обвинили в том, что он будто бы подписал один из доставленных Петровым документов. Локвуд доказал, что этот документ от начала до конца представляет собой фальшивку. Комиссия сделала перерыв в своих заседаниях на неделю.

Не забыли и меня. Однажды ко мне явились двое мужчин. Сначала они поинтересовались моими знакомыми, затем пригласили меня предстать перед комиссией. Мне удалось ускользнуть от них, долететь грузовым самолетом до Мельбурна и там связаться с партийной организацией и юристом Максом Юлиусом, чтобы договориться о тактике. Я решил играть роль обиженного интеллигента и отвечать только на вступительные, формального порядка вопросы. Вместе с тем я последовал совету, который Альберт Эйнштейн дал выступающим перед Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности. До того как покинуть скамью свидетелей, я выразил желание сделать заявление. В этом мне отказали, поскольку такое выступление считалось «политической пропагандой», но мое заявление было напечатано на машинке, и я смог передать его прессе.

Как мне сразу же после судебного заседания предсказал юрист, закон вскоре был усилен как раз в этом пункте. Главный судья комиссии получил право на месте наказывать строптивого свидетеля, присуждая его к шести месяцам тюрьмы и двумстам фунтам штрафа, если он уклоняется от ответа на поставленный ему вопрос.