Абсолютно правдивый дневник индейца на полдня

В резервации я, наверное, считался достойным игроком на подборе[18] – таким, который мог бегать по полю без остановок и не спотыкаясь. Но в Риардане со мной случилось просто чудо.

Ни с того ни с сего я стал хорошим игроком.

Видно, дело здесь в доверии. То есть я всегда был индейцем самого низкого пошиба в иерархии резервации: от меня не ждали, чтобы я был хорош – вот я и не был. Но в Риардане тренер и остальные игроки хотели, чтобы я играл хорошо. Им это было нужно. Они ждали от меня этого. И я стал хорошим игроком.

Я хотел оправдать их ожидания.

Наверное, в них дело. В ожиданиях.

А раз они ожидали от меня большего, то и сам я стал ожидать от себя большего, и всё это нарастало и нарастало, пока я не начал выбивать двенадцать очков за игру.

ПРИ ТОМ ЧТО Я МЛАДШИЙ ИГРОК, ДЕВЯТИКЛАССНИК!

Тренер считал, что через несколько лет я буду играть за штат. Может, за какой-нибудь небольшой колледж.

Вот сумасшедший.

Часто ли пацану из резервации доводилось такое слышать?

Часто ли вы слышите слова «индеец» и «колледж» в одном предложении? Тем более в такой семье, как моя. Тем более в моем племени.

Не думайте, что я становлюсь воображалой.

Мне жуть до чего страшно играть, соревноваться, пытаться победить.

Меня рвало перед каждой игрой.

Тренер говорил, его тоже раньше тошнило перед матчем.

– Парень, – сказал он, – некоторым людям необходимо прочистить трубы, прежде чем они смогут играть. Я был блевуном. И ты блевун. Быть блевуном – это нормально.

Спрашиваю папу, был ли он блевуном.

– Что за блевун? – не понял он.

– Тот, кого рвет перед матчем, – объясняю.

– А почему тебя рвет?

– Потому что нервничаю.

– Ты хочешь сказать, потому что боишься?

– Боюсь, нервничаю – разве не одно и то же?

– Нервничает тот, кто хочет играть. Боится тот, кто не хочет.

Так папа открыл мне глаза.

В Риардане я был нервным блевуном. В Уэллпините – напуганным блевуном.

Больше никто в моей команде не был блевуном. Ни нервным, ни напуганным. Но это неважно, мы просто были хорошей командой. Точка.

Проиграв первый матч в Уэллпините, мы выиграли двенадцать подряд. Мы сражали всех наповал, побеждали с двойным отрывом. Своего основного соперника – команду Дэвенпорта – мы побили со счетом 30:3.

Горожане стали сравнивать нас с великими командами Риардана прежних времен. Сравнивать некоторых наших игроков с великими игроками прошлого.

Нашего великана Роджера прозвали новым Джоэлом Ветцелем.

Джеф, разыгрывающий защитник, стал новым Ларри Солидеем-младшим.

Джеймс, малый нападающий, – новым Китом Шульцем.

Но про меня в таком ключе никто не говорил. Наверное, меня трудно было сравнить с игроками прошлого. Я ведь не из города, не родился в нем, так что навсегда останусь чужаком.

И как бы хорошо я ни играл, я навсегда останусь индейцем. А некоторым людям сложно сравнивать индейца с белым. Это не расизм, не совсем расизм. Это… Ну, не знаю, что это.

Я был чем-то другим, чем-то новым. Но надеюсь, лет через двадцать кто-нибудь скажет:

– Только погляди, какой бросок у этого паренька, он так напоминает мне Арнольда Спирита!

Может, это случится. Не знаю. Может индеец стать историческим наследием в городе белых? И вообще, стоит ли подростку переживать по поводу своего наследия?

Божтымой, я, наверно, самовлюбленный эгоист.

Короче, на нашем счету было двенадцать побед и одно поражение, когда настал день повторного матча с Уэллпинитом.

Они приехали на наше поле, так что на сей раз меня не станут сжигать у позорного столба. Вообще-то мои белые фанаты будут болеть за меня, словно я какой-то отважный воин.

Я чувствовал себя одним из этих индейцев-следопытов, которые вели войска Соединенных Штатов против других индейцев.

Но это, наверное, ничего. Я хотел победить. Я жаждал отмщения. Я не для болельщиков играл. Не для белых. Я играл, чтобы победить Рауди.

Ага, мне хотелось опозорить моего лучшего друга.

Он был стержнем своей команды. Девятиклассник, один из младших игроков команды, он приносил в среднем двадцать пять очков за игру. Я следил за его успехами на спортивной страничке газеты.

Он вывел «Краснокожих Уэллпинита» к рекорду 13:0. Они стали первыми среди команд маленьких школ в штате. Так высоко Уэллпинит никогда не забирался. И всё благодаря Рауди. Мы были на втором месте, так что игра эта – исключительной важности. Особенно для маленьких школ.

А еще важнее, что я, индеец спокан, играю против старых друзей (и врагов).

Приехала команда репортеров из местных теленовостей, чтобы взять у меня интервью перед матчем.

– Итак, Арнольд, каково это – играть против прежних друзей по команде? – спросил спортивный комментатор.

– Это типа странно, – отвечаю.

– Насколько странно?

– Очень странно.

Ага, я блистал умом.

Комментатор прервал интервью.

– Слушай, – сказал он. – Это трудно, я понимаю. Ты человек юный. Но не мог бы ты более точно описать свои чувства?

– Чувства? – переспросил я.

– Да, это же для тебя важное событие, разве нет?