Абсолютно правдивый дневник индейца на полдня

– Не хочу врать, парни, – продолжал тренер. – Мы не можем победить этих игроков одним только талантом. Мы недостаточно хороши. Но, думаю, мы более благородные. И еще, думаю, у нас есть тайное оружие.

Он что, завербовал какого-нибудь убивца-мафиози, чтобы тот вырубил Рауди?

– У нас есть Арнольд Спирит, – сказал тренер.

– Я?

– Да, ты. С сегодняшнего дня ты играешь в основном составе.

– Правда?

– Правда. И твоя цель – блокировать Рауди. Всю игру. Он твой. Ты должен его остановить. Остановишь его – и мы выиграем матч. Это единственный способ победить.

Фигасе. Я совершенно обалдел. Тренер хочет, чтобы я держал защиту против Рауди. Ладно, бросаю я отлично, но защитник из меня паршивый. Никакой. Я никак не остановлю Рауди. Ну, то есть, будь у меня в арсенале бейсбольная бита и бульдозер, тогда еще куда ни шло. Но без настоящего оружия – пистолета там, или льва-людоеда, или вируса бубонной чумы – у меня ноль шансов в сражении с Рауди один на один. Если я буду угловым защитником против него, он выбьет семьдесят очков.

– Тренер, – говорю, – я очень польщен вашим предложением. Но мне это вряд ли по силам.

Он подошел ко мне, присел и уперся лбом в мой лоб. Наши глаза оказались в паре сантиметров друг от друга. Я чувствовал запах его дыхания: он пах сигаретами и шоколадом.

– Ты сможешь, – сказал тренер.

О черт, совсем как Юджин сказал. Он всегда мне это кричал – на каждой игре. Будь это даже соревнование на бег в мешках, будь он вдрызг пьяный, он встанет на трибуне и заорет свое: «Младший, ты сможешь!»

Да, Юджин, вот же был позитивный чел, хоть и алкаш, кончивший тем, что получил пулю в лицо.

Ну что за дерьмовая жизнь, божтымой. Мне предстоит самая серьезная игра в жизни, а я думаю о мертвом друге моего папы.

Столько призраков.

– Ты сможешь, – повторил тренер. Не выкрикнул. Шепнул. Как молитву. Он снова и снова повторял шепотом, пока молитва не сложилась в песню. И тогда, словно по волшебству, я почему-то поверил.

Тренер стал чем-то вроде священнослужителя баскетбола, а я – его последователем. Я последую за ним на баскетбольную площадку и остановлю своего лучшего друга.

Надеюсь.

– Я смогу, – сказал я тренеру, команде, миру.

– Ты сможешь, – подтвердил тренер.

– Я смогу.

– Ты сможешь.

– Я смогу.

Вы понимаете, как удивительно слышать это от взрослого? Понимаете, как удивительно слышать это от кого бы то ни было? Простейшее предложение, одно из самых простых предложений, всего два слова, но это самые великие слова на свете, если сложить их вместе.

Ты сможешь.

Я смогу.

Давайте это сделаем.

Мы орали как сумасшедшие, выбежав из раздевалки на поле, где две тысячи сумасшедших болельщиков тоже орали.

Оркестр Риардана отжигал «Лэд Зеппелин».

Пока мы бегали и разогревались, я глянул на толпу убедиться, что папа сидит на своем обычном месте – в верхних рядах северо-западного крыла. Да, вон он. Я помахал ему. Он помахал в ответ.

Ага, папа мой – безнадежный пьяница. Но он никогда не пропустил ни одной моей игры, концерта, спектакля или пикника. Может, он неправильно меня любит, но любит как умеет.

Мама тоже сидела на своем обычном месте – на противоположной от папы стороне стадиона.

Вот они забавные. Мама говорит, что папа заставляет ее нервничать, а папа говорит, что мама заставляет его нервничать.

Пенелопа тоже была здесь – вопила как сумасшедшая.

Я помахал ей, она ответила воздушным поцелуем.

Отлично, теперь я всю игру пробегаю со стояком.

Шучу.

Мы побросали в кольцо из-под корзины, поделали броски на троих, свободные броски, заслоны в парах, а потом из раздевалки выбежала великолепная пятерка Уэллпинита…

О, слышали бы вы этот гул. Наши болельщики гудели почище самолетного двигателя.

Словно помои вылили на головы уэллпинитских игроков.

Хотите знать, на что был похож этот звук?

Примерно вот на что:

БУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУ!

Мы даже друг друга не слышали.

Я уже забеспокоился, как бы нам всем не заработать какое-нибудь хроническое повреждение слуха.

Я поглядывал на игроков Уэллпинита, пока они разогревались. А Рауди, как я заметил, поглядывал на нас.

На меня.

Мы с Рауди делали вид, что не смотрим друг на друга. Но черт, вот черт, через весь зал мы посылали друг дружке взгляды, полные ненависти.

Надо очень сильно любить человека, чтобы так его ненавидеть.

Наши капитаны команд, Роджер и Джефф, подбежали к центральному кругу, чтобы переговорить с судьями.

Потом наш оркестр заиграл гимн.

А потом пятеро игроков основной команды, включая меня, выбежали, чтобы сразиться с уэллпинитской пятеркой.

Рауди ухмыльнулся, когда я занял позицию рядом с ним.

– Да вы, ребят небось в отчаянии, раз ты в основной команде, – сказал он.

– Я твой заслон, – говорю.

– Чё?

– Я сегодня твой заслон.

– Тебе меня не остановить. Я тебе надирал задницу четырнадцать лет.

– Не сегодня, – говорю. – Сегодня моя очередь.

Рауди заржал.

Судья подбросил мяч.