Абсолютно правдивый дневник индейца на полдня

Когда закончился последний день в школе, я не знал, чем заняться. Лето же. Вроде как делать нечего. В основном я сидел в своей комнате и читал комиксы.

Я скучал по своим белым друзьям и белым учителям и еще по своей полупрозрачной полудевушке.

Ах, Пенелопа!

Оставалось только надеяться, что и она обо мне думает.

Я уже написал ей три любовных письма. И надеялся на ответ.

Горди хотел приехать в резервацию и пожить у нас неделю-другую. Ну не безумие?

А Роджер, уезжая по футбольной стипендии в Восточный университет штата Вашингтон, завещал мне свою баскетбольную форму.

– Ты станешь звездой, – сказал он.

Насчет будущего я был полон надежд.

А вчера сижу себе в гостиной, смотрю какую-то познавательную передачу про пчел, и тут в дверь стучат.

– Войдите! – крикнул я.

И входит Рауди.

– Фигасе, – говорю.

– Ага.

Да, искрометные беседы – это наше всё.

– Ты чего тут делаешь? – спрашиваю.

– Скучно мне, – сказал он.

– Последний раз, когда мы виделись, ты пытался меня ударить, – говорю.

– Я промазал.

– Я думал, ты мне нос сломаешь.

– Да, собирался.

– Знаешь, – говорю, – это не самый крутой в мире поступок – бить гидроцефала по голове.

– Ай, брось, – сказал он. – Я бы не причинил тебе больше ущерба, чем у тебя уже есть. К тому же сотрясением я тебя уже наградил, кажись.

– Ага, и плюс три шва на лбу.

– Слушь, ну к этим швам я не имею отношения. Мое – только сотрясение.

Я засмеялся.

И он засмеялся.

– Я думал, ты меня ненавидишь, – сказал я.

– Ненавижу, – сказал он. – Но мне скучно.

– И чё?

– Ну чё, может, пойдем побросаем мяч?

Первую секунду я хотел сказать «нет». Хотел сказать – «поцелуй меня в зад». Хотел заставить его извиниться. Но не смог. Он никогда не изменится.

– Пошли, – сказал я.

Мы отправились на площадку позади старшей школы.

Два дряхлых кольца с корзинами из цепочек.

Несколько минут мы лениво забрасывали мяч. Не разговаривали. К чему разговоры? Мы же баскетбольные близнецы.

Конечно, Рауди потом завелся, закинул подряд пятнадцать или двадцать прямых, а я подбирал мяч под щитом и пасовал ему.

Потом и я завелся, двадцать один раз забил, а Рауди пасовал мне из-под щита.

– Хочешь сыграем один на один? – предложил Рауди.

– Давай.

– Ты никогда не побеждал меня один на один, – сказал он. – Ты ссыкун.

– Ага, но всё меняется.

– Не сегодня, – сказал он.

– Может, и не сегодня, – говорю. – Но когда-нибудь точно.

– Твой мяч. – Он кинул мне пас.

Я подбрасывал его, закручивая.

– Куда пойдешь в школу на следующий год? – спросил я.

– Куда, по-твоему, мне идти, тупица? Прям сюда и пойду, куда всегда хожу.

– Ты мог бы ездить со мной в Риардан.

– Ты мне уже один раз предлагал.

– Да, но это было давно. До того, как всё это началось. Вся эта хрень. Так что я снова предлагаю. Пошли вместе со мной в Риардан.

Рауди сделал глубокий вдох. На какой-то миг мне показалось, он сейчас заплачет. Правда. Я ждал, что он заплачет. Но он не заплакал.

– Знаешь, я тут читал книжку одну, – сказал он.

– О, серьезно, ты читаешь? – подколол я его.

– Иди в жопу, – сказал он.

Мы заржали.

– Ну так вот. Я читал одну книжку про индейцев, про давние времена, там сказано, что мы были кочевниками.

– Да, – говорю.

– И я нашел в словаре слово «кочевники» – это люди, которые всё время переезжают, перемещаются в поисках пищи, воды и пастбищ.

– Вроде правильно.

– Так вот, дело в том, что, по-моему, мы больше не кочевники. По крайней мере, большинство индейцев.

– Да, не кочевники.

– Я не кочевник, – сказал Рауди. – В этой резервации, кажись, вряд ли найдется хоть один кочевник. Кроме тебя. Ты вот – кочевник.

– Как скажешь.

– Нет, я серьезно. Я всегда знал, что ты уедешь. Всегда знал, что ты бросишь нас и уедешь путешествовать по миру. Пару месяцев назад я видел про тебя сон. Ты стоял на Великой Китайской стене. Счастливый такой. И я был за тебя счастлив.

Рауди не заплакал. А я вот заплакал.

– Ты кочевник из прошлых времен, – сказал Рауди. – Ты будешь переезжать с места на место по свету в поисках пищи, воды и пастбищ. И это клево.

Я едва смог выговорить:

– Спасибо.

– Ага. Главное, не забывай мне открытки слать, засранец.

– Отовсюду, – сказал я.

Я всегда буду любить Рауди. И всегда буду по нему скучать. Так же как всегда буду любить бабушку, старшую сестру и Юджина.

Так же как я всегда буду любить свою резервацию и племя и скучать по ним.

Я надеялся и молился, чтобы когда-нибудь они простили меня за то, что я их бросил.

Я надеялся и молился, чтобы когда-нибудь и я простил себя за то, что их бросил.

– Слушь, хватит реветь, – сказал Рауди.

– Когда мы станем стариками, мы еще будем дружить? – спросил я.

– Кто знает, – ответил Рауди. И бросил мне мяч. – Хватит сопли разматывать. Играй давай.

Я утер слезы, стукнул мячом о землю раз, другой и рванул к корзине.

Мы с Рауди играли один на один много часов. Играли, пока не стемнело. Мы играли, пока на площадке не погасили фонари. Играли, пока летучие мыши не начали пикировать нам на головы. Играли, пока на темное небо не выкатила луна – громадная, золотистая, идеально круглая.

Мы не вели счет.

Послесловие Шермана Алекси