Смешавшись с толпой, Джексон больше часа блуждал по трущобам квартала Граз-Эз, расположенного у серого вонючего Непедрина. Никто не обращал на него ни малейшего внимания. По всем внешним признакам Джексон вполне мог сойти за нанианца, так же как любой нанианец мог сойти за землянина.
Обнаружив на углу улиц Ниш и Даа незамызганного вида салун, Джексон зашел туда. Внутри было тихо и сидели одни мужчины. Джексон заказал местного пива и, когда получил кружку, сказал бармену:
– Со мной сегодня приключилась забавная вещь.
– Да-а? – заинтересовался бармен.
– Угу, – подтвердил Джексон. – У меня сорвалась крупная сделка. В последнюю минуту меня, видите ли, попросили протромбраминдлировать в обычной манере.
Он внимательно изучал флегматичное лицо бармена, на котором вдруг отразилось легкое замешательство.
– Так почему же вы этого не сделали?
– А вы бы сделали?
– Ну конечно! Черт возьми, это же стандартная казантрипация.
– Ну да, – подтвердил слова бармена один из завсегдатаев. – Если, конечно, откинуть подозрения о нумнискакиях.
– Не думаю. Вряд ли они бы отважились на такое, – произнес Джексон вялым, невыразительным голосом и, расплатившись за пиво, собрался уходить.
– Эй, послушайте, – окликнул его бармен. – А вы уверены, что они не нумнискакирировали?
– Понятия не имею, – проталкиваясь к выходу, честно ответил Джексон.
Джексон доверял своим инстинктам и в отношении языка, и в отношении народа. А инстинкты как раз подсказывали, что нанианцы народ прямодушный, не расположенный к надувательству. Эрум не изобретал новые слова в попытке одурачить его. Он говорил на языке хон так, как его понимал.
Но если это так, то планета На имела чертовски странный язык. Совершенно эксцентричный. И подтексты его были более чем странны. Они были немыслимы.
Вечером Джексон снова принялся за работу. Он дополнительно обнаружил целый класс исключений, о существовании которых прежде даже не подозревал. Группа исключений состояла из двадцати девяти многозначных усилений. Слова, бессмысленные сами по себе, служили для усложнений и выделений противоречий с целью усиления противопоставлений и снижения значимости других слов. Особый тип воздействия определялся их местоположением в предложении.
То есть когда Эрум попросил его протромбраминдлировать в обычной манере, он всего лишь имел в виду, чтобы Джексон выразил обязательное традиционное уважение в виде хлопанья в ладоши за затылком при одновременном покачивании с носков на пятки. Причем это полагалось выполнять с выражением истинного удовольствия в соответствии с общей обстановкой, состоянием нервов и желудка, учитывая требования морального и религиозного кодекса, а также в соответствии с мысленными восприятиями колебаний холода, жары и влажности, но не забывая о терпении и прощении.
Хотя Джексон и здесь не нашел для себя особых трудностей, все это противоречило предыдущим его знаниям о хоне. Мало того что противоречило – было просто немыслимо, невозможно и полностью нарушало порядок. Словно, уже наткнувшись на пальмы в заснеженной Антарктиде, он обнаружил на них вместо кокосов гроздья винограда.
Такого просто не могло быть, но ведь было.
Джексон сделал все, что от него требовалось. Лишь после протромбраминдлирования в обычной манере с формальностями было покончено. Осталось последнее – официальная церемония подписания Акта.
Эрум уверял его, что это совсем простое дело, но у Джексона уже закрались подозрения о встрече с возможными проблемами.
На подготовку ушло полных три дня. Джексон вызубрил все двадцать девять исключающих наклонений вместе с использованием их в обычном порядке слов, а также все возможные варианты при перестановках – каждого в отдельности и в различных комбинациях. По окончании зубрежки индекс раздражительности по шкале Графхаймера у Джексона вырос до 97,3620. В его небесно-голубых глазах появился зловещий блеск. Его тошнило и от языка хон, и от всех нанианцев, вместе взятых. К тому же у него появилось препротивнейшее ощущение, что чем больше он учит, тем меньше понимает. Хон являл собой полнейшее нарушение канонов и норм.
– Ну хорошо, – обратился Джексон к себе и всей вселенной. – Я выучил-таки нанианский язык. Я выучил категорию совершенно необъяснимых исключений и целый класс исключений из исключений.
Помолчав немного, он добавил:
– Я выучил исключительное количество исключений. Глядя со стороны, можно подумать, что этот чертов язык и состоит-то из одних только исключений. Но такое, черт возьми, невозможно, немыслимо и недопустимо. Язык обязан подчиняться определенным правилам, иначе никто никого не поймет. Только так, и никак иначе. И если кто-то считает, что при помощи лингвистических выкрутасов он обведет Фреда К. Джексона вокруг пальца…
Здесь он опять умолк и вытащил из кобуры бластер. Проверив заряд и сняв оружие с предохранителя, он засунул его обратно.
– Пусть лучше поостережется болтать со старичком Джексоном на полном двусмысленностей жаргоне, – пригрозил «старичок» Джексон. – И первый же, кто это попробует, заработает трехдюймовую дыру в своем вшивом мошенническом брюхе…