Абсолютное оружие

– Я вам и книги южан покажу. Это правда, Форбс. И тут нечего стыдиться. Учеба – дело небыстрое. Ваши предки делали и много такого, чем можно гордиться.

– Но если хотя бы на минуту допустить, что это правда, – с очень большим сомнением произнес Форбс, – что произошло потом?

– Об этом написано в книге по антропологии. Вы, конечно, знаете, что во время войны на Джорджию упала водородная бомба, летевшая в Норфолк?

– Знаю, сэр.

– Но возможно, вы не знаете, что эта бомба упала посреди так называемого Черного пояса. Погибло и множество белых. Но чернокожее население в той части Джорджии было уничтожено почти полностью.

– Этого я не знал.

– Уж поверьте мне на слово: перед Термоядерной войной случались беспорядки на расовой почве, линчевания, столкновения между белыми и черными, а потом вдруг разом все негры исчезли – погибли. Из-за этого белые стали испытывать сильное чувство вины, особенно в замкнутых общинах. Кое-кто из самых набожных решил, что гибель чернокожих на их совести. И это сильно на них подействовало, потому что людьми они были религиозными.

– Но почему? Раз они негров ненавидели?

– А ненависти не было, в этом-то все и дело! Они боялись смешанных браков, конкуренции, подвижек изменений в социальном устройстве. Но на самих негров не держали зла. Как раз наоборот. Южане всегда утверждали, что любят негров больше, чем «либеральные» северяне. И нельзя сказать, что они сильно кривили душой. Из-за этого возник довольно серьезный конфликт.

Призадумавшийся Форбс кивнул.

– В результате в отдаленных изолированных общинах – как та, в которой выросли вы, – возник обычай: работать вдали от дома вместе с представителями любой другой расы, за исключением своей собственной. В его основе лежит чувство вины.

На веснушчатых щеках Форбса выступила испарина.

– Не могу в это поверить.

– Форбс, я вам когда-нибудь врал?

– Нет, сэр.

– Вы поверите, если я честное слово дам, что это правда?

– Я… попытаюсь, капитан Свен.

– Теперь, когда вы знаете, откуда пошел такой обычай, будете служить с Блейком?

– Не знаю, сумею ли.

– Но попытаетесь?

Форбс прикусил губу и поежился.

– Попробую, капитан. Не знаю, смогу ли, но попробую. Ради вас и команды, а не из-за того, что вы рассказали.

– Просто попытайтесь. Большего я от вас не прошу.

Кивнув, Форбс торопливо покинул рубку. Свен тут же сообщил диспетчеру, что готов к взлету.

Внизу в кубрике Форбс знакомился с новичком. Блейк оказался высоким брюнетом, и он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Здоро́во, – сказал Блейк.

– Здоро́во, – ответил Форбс.

Они протянули друг другу руки, но так и не пожали.

– Я рядом с Помпеем родился.

– А я из Алмайры.

– Почитай, соседи, – пригорюнился Форбс.

– Да, боюсь, что так, – ответил Блейк.

Они молча разглядывали друг друга. После затянувшейся паузы Форбс простонал:

– Не могу, вот не могу, и все! – И направился к двери, но внезапно остановился, развернулся и выпалил: – А ты стопроцентно белый?

– Ну не то чтобы совсем. На одну восьмую я чероки, по материной линии.

– Чероки?

– Точно.

– Так что ж ты раньше молчал?! Знавал я одного чероки из Альтахачи, его Том Сидячий Медвежонок звали. Ты ему часом не родня?

– Вряд ли, – ответил Блейк. – Сам-то я ни одного чероки не знаю.

– Ну и плевать. Что ж они мне сразу-то не сказали, что ты чероки? Пошли, покажу твою койку.

Когда через несколько часов после взлета об этом доложили капитану Свену, тот был весьма озадачен. Каким именно образом, спрашивал он себя, одна восьмая крови чероки может сделать из человека чероки? А как тогда насчет остальных семи восьмых?

И капитан решил, что этих американцев-южан ему не понять.

Любовный язык

Однажды после лекций Джефферсон Томс зашел в робокафе выпить кофе и позаниматься философией. Он сел, сложил стопкой учебники и увидел девушку, которая командовала роботами-официантами. У нее были дымчато-серые глаза и волосы цвета ракетного выхлопа. При виде ее стройного стана и аппетитных выпуклостей Томс ощутил комок в горле и вдруг представил осенний вечер, дождь и свечи.

Так и снизошла любовь на Джефферсона Томса. Обычно он был очень замкнут, но тут отверг роботизированное обслуживание и позвал девушку. Когда она подошла, Джефферсон сбивчиво замямлил, изнемогая под наплывом чувств. Однако все-таки ухитрился пригласить ее на свидание.

Странно, но девушке, которую звали Дорис, приглянулся коренастый черноволосый студент, и она немедленно согласилась. И с этого начались беды Джефферсона Томса.

Любовь он нашел прекрасной, но крайне докучливой, несмотря на его глубокие познания в философии. Любовь оказалась напастью даже в ту эпоху, когда космические лайнеры соединяли миры, с болезнями было покончено, о войнах никто не помышлял и все, что представляло самомалейшую важность, устроилось наилучшим образом.

Старушка Земля процветала как никогда. Города сверкали пластмассой и нержавейкой. Сохранившиеся леса превратились в ухоженные островки зелени для абсолютно безопасных пикников, поскольку всех зверей и насекомых переместили в охраняемые зоопарки, где с восхитительной точностью воспроизвели естественную среду.