Абсолютное оружие

– Ты что же, проделал весь этот путь, чтобы стать сверхискусителем? – осведомился Варрис с нескрываемым отвращением.

– Конечно нет. Но небольшое упражнение не помешает…

– Твои познания в механике ощущений бесполезны без постижения сути любви. Ты слишком далеко продвинулся, чтобы довольствоваться примитивными наслаждениями.

Томс понял сердцем, что это правда. Но заартачился:

– И это мне тоже хочется выяснить самому!

– Улетай, – молвил Варрис, – но сюда не возвращайся. Никто не посмеет обвинить меня в том, что я выпустил на просторы Галактики подкованного, но черствого соблазнителя.

– Ах вот как? Ладно, к черту! Вернемся к нашим штудиям.

– Нет. Посмотри на себя! Если ты, юноша, еще немного поработаешь без отдыха, то лишишься способности заниматься любовью. Разве это не прискорбный финал?

Томс согласился, что да, безусловно.

– Я знаю отличное место, где можно отдохнуть от изучения любви, – сообщил ему Варрис.

Они сели в космический корабль старца и через пять дней добрались до маленького безымянного планетоида. Когда приземлились, старик привел Томса на берег быстрой речушки с алыми водами и изумрудной пеной. Чахлые прибрежные деревца имели диковинную форму и цвет киновари. Даже трава была не похожа на траву – оранжевая и синяя.

– Ну и ну! – ахнул Томс. – Все не как у нас!

– Самое нечеловеческое местечко, какое мне удалось найти в этом скучном уголке Галактики, – объяснил Варрис. – А я уж поискал, будь уверен.

Томс уставился на него. Может быть, старик выжил из ума? Но вскоре стало ясно, что имел в виду Варрис.

На протяжении месяцев Томс изучал человеческие реакции и чувства, задыхаясь в мягкой людской плоти. Он погрузился в человеческую природу, изучал ее, купался в ней, ел ее, пил и мечтал о ней. Было великим облегчением оказаться здесь, где вода алая, деревья чахлые, диковинной формы и цвета киновари, а трава оранжевая и синяя и ничто не напоминает о Земле.

Томс и Варрис разделились, ибо даже соседство с человеком являлось помехой. Ученик проводил дни, бродя по берегу и восторгаясь цветами, которые при его приближении начинали стонать. Ночами играли в салочки три сморщенные луны, а утреннее солнце было не похоже на желтое земное.

В конце недели посвежевшие и отдохнувшие Томс и Варрис вернулись в Г’сель – тианский город, предназначенный для постижения любви.

Томс выучил пятьсот шесть нюансов правильной любви, от первого намека на ее возможность до предельного чувства, которое было настолько мощным, что его испытали всего пять мужчин и одна женщина, а самый крепкий из них не прожил и часа.

Под надзором сонма маленьких взаимосвязанных калькуляторов он изучил интенсификацию любви.

Он усвоил тысячу ощущений, на которые способно человеческое тело, а также научился усиливать их до нестерпимого уровня и превращать нестерпимое в переносимое и, наконец, в приятное, на каковой стадии организм оказывался в шаге от гибели.

После этого ему преподали кое-какие вещи, которые никогда не выражались словами – и, если повезет, так и не выразятся.

– На этом все, – сказал в один прекрасный день Варрис.

– Все?

– Да, Томс. У сердца больше нет от тебя секретов. Нет их, если угодно, и у души, а также у рассудка и органов пищеварения. Ты овладел любовным языком. Можешь возвращаться к своей подружке.

– Так я и сделаю! – воскликнул Томс. – Наконец-то она узнает, как я ее люблю!

– Пришли открытку, – попросил Варрис. – Напиши о твоих успехах.

– Обязательно, – пообещал Томс.

Он горячо пожал учителю руку и отбыл на Землю.

Когда долгий полет завершился, Томс поспешил к Дорис. Его лоб покрылся градинами пота, а руки тряслись. Он классифицировал это как тремор предвкушения второй степени, с оттенком мазохизма. Но это не помогло: его ожидало первое практическое занятие, и он нервничал. Всему ли он научился?

Томс позвонил.

Дорис отворила, и Томс увидел, что она прекраснее, чем он помнил: дымчато-серые глаза, подернутые слезой; волосы цвета ракетного выхлопа, стройный стан, аппетитные выпуклости. Он снова ощутил комок в горле и представил осенний вечер, дождь и свечи.

– Я вернулся, – каркнул он.

– О Джефф! – еле слышно отозвалась она.

Томс смотрел, не в силах вымолвить ни слова.

– Тебя так долго не было, Джефф, и я гадала, стоило ли все это трудов. Теперь мне ясно.

– Тебе… ясно?

– Да, любимый! Я ждала тебя! Я прождала бы и сотню лет, и тысячу! Я люблю тебя, Джефф!

Дорис упала в его объятия.

– Теперь скажи мне, Джефф, – велела она. – Говори же!

И Томс взглянул на нее, и почувствовал, и постиг; он обратился к разрядам и классам, справился у модификаторов, проверил и перепроверил. Потом поискал еще, и после тщательного отбора, уверившись полностью и рассмотрев текущее состояние сознания, а также не забыв принять во внимание климатические условия, фазу луны, скорость и направление ветра, солнечные пятна и другие явления, которые ожидаемо влияли на любовь, он произнес:

– Милая, ты мне весьма нравишься.

– Джефф! Я знаю, что ты способен на большее! Любовный язык…