Абсолютное зло

Меня утомил его пустой треп.

— Заткнись. Дай поспать.

— Только не говори, что хранишь верность одной-единственной, — звучит, как жестокая усмешка. У меня никого не осталось. Ни единой души, что ждет меня.

… Я буду ждать, сколько потребуется…

В памяти всплывает девичий голос и глубоко похороненные воспоминания пробиваются на поверхность.

Ри-ри обещала дождаться меня. Наивная, глупая девочка. С не по возрасту проникновенным глубоким взглядом и открытой, светящейся добротой, улыбкой. И мягкими, словно бархат, губами и нежными, трепетными поцелуями.

— Тебя, и правда, кто-то ждет, — с непонятным благоговением произносит в тишине Идир.

— Шакр! — мой крик эхом отражается от сырых стен. — Если ты не дашь мне поспать, я оторву тебе голову!

— Я не готов пожертвовать головой ради удовлетворения любопытства, — ворча себе под нос, Идир и вместе со скрежетом металла по каменному полу затихает.

Никто меня не ждет.

Столько лет прошло, она давно забыла меня.

Многих, кого я любил, больше нет.

А я должен умереть для нее.

***

Скрежет засовов выдернул меня из сна.

— Вставай, — приказал Идир, подхватывая меня под руку. — Поешь наверху.

Свет резал глаза, я почти не видела, куда меня тащил Идир. Постоянно оступилась и спотыкалась.

— Неужели настолько бесхребетная, что пара дней в заточении сломали тебя? — насмехаясь, подталкивал к столу, заваленному бумажными пакетами. Судя по надписям, еда из закусочной быстрого питания.

Все еще щурясь, я отодвинула старый пыльный стул и села за такой же обшарпанный обеденный стол. Наплевать на царящий вокруг беспорядок — от запаха жареной картошки сводило пустой желудок.

Ела руками: никаких приборов, чтобы я не думала использовать их как оружие. Возможно, со стороны я выглядела, как одичавшая, но никак не могла остановиться, набивая рот кусок за куском. Не представляла, что так проголодалась.

Когда глаза привыкли к дневному свету, я попыталась незаметно оглядеться вокруг. Подвал оказался частью старого пустующего дома. Через окна я видела припорошенные снегом поля и вдалеке черную полосу леса. Даже если я сбегу, пешком мне будет трудно добраться до цивилизации.

Идир все это время кружил вокруг меня, бдительно следя за каждым моим движением.

— Что это за дыра? — нарушила я молчание, немного утолив голод. — Твой дом? — зло пошутила.

Идир тут же остановился:

— У меня нет дома, я вольный путник.

Звучало жалко и неубедительно.

— А родился где? У всех есть родина.

— Апне, — сухо произнес. Я отметила, что пока это совпадало с тем, что говорил о нем Дан. — Там суровый климат, поэтому его жители не менее жестокие, чем морозы, сковывающие жизнь страны на долгие зимние месяцы. Существует выражение: если пережил зиму Апне, не страшны никакие трудности. Но так говорит только тот, кто не бывал в Шакрине.

Поначалу Идир говорил неохотно, но постепенно все больше воодушевления слышалось в его голосе: родные места грели его душу (даже в жестокие морозы Апне). До тех пор, пока не упомянул об этом вызывающем подозрение месте.

— А что в Шакрине?

С неприятным скрежетом по деревянному полу Идир отодвинул стул и присел у края стола.

— Мирг таон, — произнес нечто непонятное. Не заметив на моем лице ни капли узнавания, он со вздохом пояснил: — Это шакринская традиция. Там любят смотреть на смерть. И чем она зрелищнее, тем лучше. Они называют его пафосно «красота смерти». Но никто из местных не хочет демонстрировать такую красоту, все хотят быть зрителями. Поэтому в качестве жертв используют пленных, невольников, чужаков.

Не хотела слышать подробностей этих зверств, но Идира стремился показать мне всю жестокость и грязь Шакрина.