Абсолютное зло... Так ведь? (СИ)

Лилит думает лишь о его голосе и прожигающем взгляде в спину, поэтому садится на стул, а не наклоняется, как сделала бы раньше. Сборник находится легко и быстро, мелодия льётся с динамиков, а солдат Баки прикрывает глаза. Лилит наблюдает за ним очень внимательно, за дрожью век и ресниц. Казалось бы безжалостный убийца, а растаял от старой мелодии. Она тихонько возвращается к готовке, стараясь не шуметь и не мешать. Однако у него другие планы. Он прижимается всем телом и кладёт обе руки на талию, опускает голову на плечо и делает глубокий вдох.

— Ч-что такое?

— Я…не знаю. Помню что-то размытое. Женщины. Безликие. Я танцевал. Я мог, Лили, - он выдыхает последние слова прямо в ухо, горячо и щекотно. И не сложно догадаться, что он не о танцах.

— Детка, мне так жаль, - она закидывает руку назад и зарывается пальцами в длинные волосы, чуть сжимает у самых корней. Вот только ему хочется сильнее, ощутимее. Он толкается бёдрами вперёд, ударяясь о её ягодицы. И между ног становится невыносимо горячо. Волны этого жара расходятся по всему телу, но эпицентр там, в штанах. Лилит упирается другой ладонью и прогибается сильнее, закусывает губу. Черт, она и забыла как бывает хорошо от ощущения власти над своим телом. Командир был таким же нетерпеливым после затяжных миссий, когда они не могли нарушать устав. Смотрели друг на друга, пожирая глазами, а дома взрывались на миллиард осколков. И было хорошо. И сейчас хорошо. Вот только эрекции у солдата нет. Просто удары тазом о таз, которые не оторвут их от земли, не скрутят узел внизу, не дадут забыться в оргазменных судорогах.

— Я помню…нас.

— И я помню, - она протискивает ладонь между ними и сжимает член, вместе с яичками. Солдат давится всхлипом, сжимает пальцы на талии до боли, наверняка будут синяки. Дышит рвано, глубоко.

— Больно, - шепчет он и Олсен неожиданно вздрагивает. Она не хотела причинить боль, да и сжала не сильно.

— Блядь, детка, прости, прости, я не хотела, - уже в следующий миг она поворачивается лицом и осыпает шею и грудь бесчисленными поцелуями, извиняясь. Становится на колени и стаскивает мешающие штаны и белье. Смотрит в глаза, когда целует пресс и зарывается носом в волоски. Он даже не успевает возразить или вставить слово, — Сладкий. Прости. Никогда не хотела делать тебе больно. Прости, мой хороший. Прости.

Что ни слово, то новый поцелуй. Она вылизывает его, как в тот раз, только больше внимания паху, хотя руки гладят чувствительные зоны. Яички поджимаются. Член горячий, вкусный.

— Больно, - снова скулит он и закрывает его рукой, заслоняя от настойчивых поцелуев.

— А… Всё-всё, я поняла. Давай в кресло. Бегом. Ноги шире расставь.

Лилит достаёт с верхней полки мягкое полотенце, а из морозильной камеры пакет со льдом. Его лицо красное, глаза плотно зажмурены. Кулаки так сжимают быльца, что есть риск просто сорвать ткань. Она складывает полотенце в четыре слоя и накрывает им пах. Сверху кладёт пакет.

— Тише-тише, хороший. Скоро пройдёт, - она целует голые бедра и колени, но уже не соблазняя, а утешая.

— Почему? Почему так, Лили? Что со мной?

— Я не знаю. Могу только предположить. Десятки лет тебя держали на подавителях либидо. Чтобы он не стоял, чтобы ты не отвлекался на человеческие слабости. Твой организм очищается от воздействия препаратов и последствий любых вмешательств. И теперь, когда ты снова становишься человеком, ты возбуждаешься. Член должен увеличиться, налиться кровью, стать твёрдым, но видимо кавернозное тело повреждено. Однако ты ведь не просто мужчина, ты особенный. Скоро всё станет нормально. Твоё тело вылечит себя.

— И я смогу сделать хорошо? Я смогу? Он будет, как у куратора Рамлоу? Будет стоять?

— Будет, сладкий. Вот увидишь. Нужно чуть-чуть подождать.

— Тогда убери лёд. Нужно перетерпеть.

— Нет. Мы больше не терпим, помнишь? Никаких болей. Всё постепенно.

— Мне легче.

— Хорошо.

После того как он успокаивается, они ужинают, смотрят, как обычно, какой-то познавательный для него фильм. И хоть Олсен и сама привыкла спать с ним в одной постели, сегодня она стелит себе в другой спальне. Солдат не понимает, чувствует вину за слабость. Хочет уже перетащить туда свои пожитки, а именно одеяло и подушку, к которым он сложно привыкал, но она останавливает в дверях.

— Нет, солдат, - Лил вздрагивает, потому что всей душой хочет назвать его Баки. Но Баки не отдают приказов, а это именно то, что она собирается сделать, — Сегодня мы спим раздельно. Это для твоего блага. Незачем терпеть боль. Как только восстановишься, всё станет так, как было прежде. Сегодня ты спишь здесь. Это приказ.

— Есть, мэм, - отзывается он с неприкрытой обидой. Только на кого? На неё? На себя? Вопросы остаются открытыми. Зимний укладывается в постель. Когда он спит один, это неизменно поза солдатика. На спине, вытянувшись в струнку, руки по швам. С ней он почти всегда спит на боку.

— Эй, я хочу, чтобы тебе было комфортно. Слышишь? Спокойной ночи, - она подходит к постели и гладит его по волосам, мягко целует лоб и улыбается.

— Спокойной ночи.