Но на ругательства наши машины настраиваются быстрей, чем на любые церемонии. В конце концов с грехом пополам поняли мы друг друга, хотя симпатий это и не прибавило.
Дама на меня смотрит, как святой отшельник на нечистого духа, и говорит:
– Что тебе от меня надо, колдун?
– Я не колдун, – говорю, – я солдат.
– Откуда ж у тебя машина колдунов? – говорит, ядовитая, как тот самый цианистый калий – смертельная доза. – Ты всё врёшь, ты колдун, таких, как ты, надо убивать!
Я про себя поминаю господа бога-душу-мать.
– Я, – говорю, – колдуна убил, а машину себе забрал.
– Допустим, – говорит. – Но как же она тогда тебя слушается?
– А я, – говорю, – перед тем, как колдуна убить, заставил его рассказать, как она управляется. Сообразила?
Смотрю: у неё глаза по тарелке.
– Так ты что ж, – говорит, – пытал колдуна?
Я уже сообразил, что влип по самые уши, но решаю доврать до конца – гладко выходит.
– А чего, – говорю, – с ними церемониться, с мокрохвостыми!
И понимаю: правильная тактика, хоть и подлая – сменила надменная особа гнев на милость, смотрит на меня с некоторым даже интересом.
– Никогда бы не подумала, – говорит. – Ты, значит, крутой… А откуда держишь путь?
– А вон, – говорю, – с той стороны, где лес.
– Ого! – говорит. – Там летающие ведьмы живут. Знаешь?
Умереть – не встать.
– Да за кого, – говорю, – ты меня держишь-то? Я что, по-твоему, слепой, или идиот? Натурально, знаю. Видел. И даже больше. Но не болтать же об этом направо и налево!
Дама успокоилась и кивает:
– Это правильно. Они могут и подслушать, эти ведьмы.
– Они такие, – говорю. Щёки надул – крутого строю по местным понятиям.
Начинает налаживаться вроде как светская беседа – и вдруг ни с того, ни с сего снова заводится моя собеседница. Хватается за меч.
– Слушай, – кричит, – колдун, кончай мне зубы заговаривать! А почему это ты меня сначала не понимал, а потом понял!?
– А разве так не всегда бывает? – спрашиваю.
– Нет! – вопит, а сама уже рвёт и мечет. – Ведьмы понимают сразу, а чужеземцы не понимают вообще! А так, как ты – это колдовство! Ты мне всё наврал, колдун, готовься к смерти!
А драться мне с ней, понятно, совершенно неохота. Потому как я не люблю, когда меня убивают, а для самообороны у меня штурмовой тяжёлый бластер – такое злое колдовство, что ей, бедняжке, и не снилось никогда.
– Ну ладно, – говорю. – Я тебя просто проверял: вдруг ты сама шпионка колдунов. Понимаешь? А теперь вижу, что ты свой человек, с тобой можно откровенно говорить. Я тебе всё расскажу откровенно, но уж ты держи язык на привязи. Тайна.
На тайну кого угодно можно купить. Особенно если обстановка подходящая, а она подходящая. Так что гляжу – подруга кивает и задвигает свой ковыряльник обратно в ножны.
– Ну так вот, – говорю. – Слушай. Я ужас как интересуюсь машинами. Ведь если ты не колдун, то ни летать не можешь, ничего, верно? И я путешествую по всему свету, а если где попаду на колдуна, то сражаюсь с ним, а машину отбираю. Теперь понятно?
– Да, – говорит, а у самой глазки загорелись. – Понятно. Давай дальше.
– Думаешь, эта летающая машина – всё, чем мы располагаем? – говорю. – Да ничего подобного! К примеру, чтобы чужих понимать, у меня специальная машина есть, и ещё есть кое-что. Но это потом. Сейчас скажи такую вещь: колдуны же в подземельях живут?
– Ох, – говорит. – Да.
– Ну, – говорю. – Я узнал, что у них там имеется такая шикарная штука для машин, что если она у тебя есть, то уж никакой колдун не страшен. Ты приколись – я собираюсь её разыскать и отнять.
Говорю, а сам наблюдаю за ней. А вид у неё делается торжественный и печальный, значит, клюнула.
– Знаешь, – говорит, – вообще-то, я тебя зря обидела. Ты, конечно, несредний воин, но план у тебя, прости, совершенно идиотский. Тебе просто ужасно везло до сих пор – вот ты и думаешь, что так всегда будет. Бывает, что человек закидывается, особенно мужчина. Но ты всё-таки послушай: одно дело – один колдун, а целое логово – дело совсем другое. Там повезти не может. Там тебя убьют или хуже. Я-то точно знаю, потому что сама туда еду.
– Занятно, – говорю. – Интересно, почему это меня убьют, а тебя нет? Надеешься их обворожить?
Посмотрела она на меня особенным женским взглядом: «Ничего-то ты не понимаешь, несчастный дурачок», – и вздохнула, не горько, а, знаете, этак безнадёжно. И с жалостью.
Воюющие женщины бывают двух типов.