Его губы растягиваются в удовлетворённой усмешке, когда дверь поддаётся, и он проскальзывает внутрь, делая всё возможное, чтобы закрыть её снова. Он не знает, сломал ли что-нибудь серьёзное – заработает ли теперь механизм в принципе – но на вид всё выглядит целым. Он идёт в конец нижнего уровня автобуса, и плюхается на пол на предпоследних сиденьях.
– Это было просто, – тихо смеётся он, позволяя себе наконец использовать голосовые связки. Он подтягивает к себе колени и выдыхает.
– Слишком просто? – спрашивает его Квентин, присоединяясь к нему на полу между рядами сидений.
Нет, отвечает Питер. По правде говоря, у него до сих пор перехватывает дыхание от бега и от адреналина, что он всё это выкинул. Но будет сложнее. Скоро.
Это правда: ему придётся сойти с автобуса и пересесть на другой посреди дня в абсолютно новом городе. В Вашингтоне он по крайней мере смог бы найти дорогу обратно к дому Роуди – или, потеряйся он, Роуди или Сэм смогли бы найти его и прийти на подмогу. В Питтсбурге у него нет союзников, нет укрытия, и даже если всё получится, ему, как ни крути, придётся прятаться в автобусах на протяжении ещё как минимум двух дней.
– Сейчас по-настоящему твой последний шанс одуматься, – говорит Квентин. Он прав: Питер смотрел в расписания транспорта, когда готовился. Скоро начнут движение поезда. Ему не удастся повторить свой подземный маршрут. Солнце встанет. А он всё ещё будет в розыске, один, у всех на виду, в городе, где располагаются военные и правительство.
Питер делает глубокий вдох, но не для того, чтобы успокоиться, а чтобы просто ощутить вкус воздуха. И это самый обычный запах автобуса – не ночная свежесть и не тяжелая атмосфера подземных тоннелей. Но это иной воздух, и ему этого достаточно. Всё в порядке. Я знаю, что делаю. Как считаешь, у меня есть время вздремнуть?
– Давай подумаем, – говорит Квентин, – через час начнётся посадка, и тебе надо будет избегать людей и молиться, чтобы никто не решил сесть там, где ты прячешься. Впереди шесть часов езды, и тебе надо быть в сознании, когда они закончатся, иначе ты окажешься севернее, чем планировал, без малейшей идеи, как вернуться к изначальному маршруту. Или же тебе придётся сбежать в Канаду, что будет гораздо разумнее чем вся эта поездка к западному побережью, и настолько же бесполезно.
Да плевать, фыркает Питер. Намёк понят. Сейчас нельзя ошибаться. Я могу поспать на втором автобусе. Это у него получится, без проблем: второй довезёт его прямо до Лос-Анджелеса, а оттуда он уже разберётся, как добраться до Голливуда, или Малибу, или куда его душе угодно. Его инстинкты подскажут направление.
– Доверие самому себе – это серьёзный шаг, – говорит Квентин, – особенно учитывая то, на что был не так давно похож твой разум. Ты не мог понять, что реально, пытался застрелить того, кто тебе помогает, использовал доверие других людей, скрывая от них информацию, и, да, точно, у тебя до сих пор галлюцинации. И ты думаешь, что сможешь невредимым перебраться через всю страну?
Питер вздыхает. Он снимает сумку со спины, прижимает к груди словно спасательный трос. Возможно, единственный, который у него остался. Рано или поздно надо начать доверять самому себе.
– Да, постепенно. Ситуация серьёзная, а ты просто ребёнок.
Я не такой, как другие. Даже остальные Мстители признают это.
– Думаешь, они больше не видят в тебе ребёнка? Ты всё ещё тот, за кем надо приглядывать. Ты доказал это, отдав очки человека, кого знал, сколько, три дня?
Пошёл ты, бурчит Питер. От споров с самим собой у него начинает болеть голова. Одной рукой он трёт виски, другой всё ещё сжимая сумку, сидя на полу автобуса за высокой стеной сидений. Теперь я не буду проблемой Мстителей. Мистер Старк – единственная причина, по которой я был с ними, и его больше нет, так что…
Питер отворачивается, предпочитая сверлить взглядом пустую стенку автобуса. Он натягивает на голову капюшон и скрещивает руки поверх сумки, превращаясь в мятый, забытый в углу клубок. Он смотрит в никуда до тех пор, пока не слышит, как машина оживает: гул мотора, шаги заходящих в салон людей, наполняющий автобус тихий шум чужих голосов, которые он может различить только благодаря усиленному слуху.
Затем, с толчком, автобус начинает движение.
Питер оглядывается по сторонам, но не видит ничего со своей выгодной позиции на полу – но это значит, что рядом с ним никто не решил устроиться. Он садится на корточки, сжимая пальцами одну из ручек сумки, и медленно приподнимается. Он выглядывает из-за спинки сидения перед ним, и да – они движутся. Небо всё ещё тёмное, и впереди есть несколько человек, но поездка началась.
Тогда Питер наконец садится на автобусное кресло вместо пола. Так шесть часов пройдут куда комфортнее. Он поворачивает голову направо и видит уже удобно расположившегося рядом Квентина.
Когда они выезжают на широкую дорогу – когда действительно поздно поворачивать назад – Квентин подаёт голос.
– Я думал, ты завязал с отцовскими фигурами.
Это так, отвечает Питер.
– Твой настоящий отец мёртв. Твой дядя мёртв. Тони Старк мёртв…
Мистер Бэк не мёртв.