ac0846a334c74b76bf3c8ff10e16ffdc

Это было первое служение Ерина по умершему. Клир Леафан взял его в другую страну, туда, где юноша вряд ли мог когда-то побывать. А ещё, говорили, тут была разрешена магия… В той семье, куда прибыли тогда Леафан и юный Ерин, умерла девочка. Ребёнок лет шести, бледный, измождённый, слишком худой лежал в открытом гробу. Рядом с гробом стоял мальчик примерно такого же возраста, как и эта девочка. Может быть, чуть постарше. Ерин был удивлён тому, что этому ребёнку разрешили присутствовать на отпевании — ни ему, ни даже его старшим братьям не дали стоять рядом с гробом, да даже просто хотя бы стоять, на похоронах тёти Элин.

Леафан просил Ерина подойти к умершей и прочитать над ней три отпускающие молитвы: Адиус, Рэлид и Нарид. Эти молитвы звучали над телом каждого человека, покинувшего этот мир, но Ерину впервые доверялось читать это. Он не был клиром. Он не был даже арином. Пока ещё не был. А как ему хотелось стать клиром, это… До звания клира добирались немногие. Быть почти главой церкви, чуть-чуть не достигать этого, быть в шаге от этого… Клиру могла быть доверена целая страна. Он мог быть главой церкви в целой стране. Перечислять то, что он мог быть лицом церкви в каком-то из городов, было излишним. Ерин хотел стать клиром. Или хотя бы арином. Просто быть рядом, видеть это всё, стремиться к большему, высшему, совершенному… В совершенстве и милосердии богов юноша не сомневался никогда. Религия уже три года была частью его жизни, частью, которую никак нельзя было отделить. И сегодня Ерин разрывался между той скорбью, той жалостью к этой несчастной девочке, лежавшей сейчас перед ним, и перед радостью из-за того, что ему впервые доверили сделать что-то серьёзное. Юноша всегда был прилежным учеником Духовного училища, он был готов сделать всё, что было в его силах, и то, чего в его силах не было, он часами корпел над книгами тогда, когда все его соученики бежали купаться на речку, гонять во двор мяч или ещё куда, чтобы поразвлечься, он был готов делать всё, что только было возможно, для того, чтобы не опозорить своих родителей, чтобы быть достойным своего имени, чтобы быть достойным своего учебного заведения. Шестнадцатилетнему выпускнику училища нравилась вся та строгая пышность, сопровождающая богослужения, иногда доходящая до абсурда, бывшая будто бы какой-то высшей силой.

— Не подходи! — воскликнул мальчик, когда увидел, что Ерин хочет подойти поближе.

В голосе ребёнка не было страха, так что можно было смело исключать вероятность того, что мальчик просто боялся. В голосе этого мальчика было только такое недовольство происходящим, что Ерину даже захотелось отругать его за всю ту циничность, за всё то неуважение к богам и церкви, за… всё… Ерину не нравился этот ребёнок. Этот ребёнок был отражением того высокого строгого мужчины, встретившего юношу и клира Леафана полчаса назад.

— Я должен подойти, — сказал Ерин, стараясь говорить как можно спокойнее. — Я должен прочитать молитвы над твоей сестрой. Ты же не хочешь, чтобы боги сердились на нас, нет?

Мальчик зло посмотрел на него. Пожалуй, от этого взгляда бросало в дрожь ещё больше, нежели от совершенно безразличного голоса его папаши или рыданий матери этих двоих детей. Женщина рыдала. У Ерина сжималось сердце от этих слёз. Но и отец, и брат этой девочки были абсолютно спокойны и… равнодушны к этому горю.

— Боги не будут сердиться, — уверенно сказал мальчик.

Ерин, воспользовавшись моментом, подошёл поближе. Лицо девочки, лежавшей в гробу, было перекошено маской необъяснимого ужаса, ужаса, которого молодой церковник никак не мог понять. Чего так испугалась эта девочка? И чем она болела? Дети не умирают просто так. Отчего же умер этот ребёнок? И почему её отец и брат так холодно, почти цинично относятся к её смерти? Почему мальчик не хочет, чтобы над телом его сестры прозвучали молитвы? В этом доме возникало слишком много этих «почему», и Ерину совсем не нравилось это.

— И почему ты так считаешь, можно узнать? — поинтересовался церковник.

Мальчик склонил голову набок и внимательно посмотрел на Ерина. Настолько внимательно, что юноше на мгновенье показалось, что этот ребёнок хочет прочитать всю душу, все воспоминания, все мысли и эмоции, которые были у молодого церковника. Этот мальчик ненавидел его, Ерин буквально чувствовал это. Но за что именно?

— Богов нет. Как они будут сердиться, если их нет? — сказал ребёнок.