Аччелерандо

Экономическая карта планеты изменилась до неузнаваемости. И капитализм, и коммунизм, враждующие идеологические дети индустриального мировоззрения, так же устарели, как и божественное право королей: компании живы, а мертвые люди тоже могут вернуться к жизни. Глобализм и трайбализм подошли к завершению, разойдясь соответственно в однородную интероперабельность и радиус Шварцшильда [91] по части изолированности. Существа, которые пока помнят, что были людьми, планируют деконструкцию Юпитера и создание титанических масштабов имитационного пространства, расширяющего среду обитания, доступную в пределах Солнечной системы. Если преобразовать всю незвездную массу Солнечной системы в процессоры, среда вместит столько же человеческих разумов, сколько цивилизация с планетой, на орбите которой находится десять миллиардов человек, вокруг каждой звезды в галактике.

Более зрелая версия Эмбер все еще обитает внизу, в бурлящем хаосе пространства близ Юпитера; жив также и Пьер, хотя он переместился на несколько световых часов дальше, поближе к Нептуну. Никто не может сказать, вспоминает ли она иногда о своем релятивистском близнеце. В каком-то смысле это не имеет значения, потому что к тому времени, когда «Странствующий Цирк» вернется на орбиту Юпитера, для мыслящих на большой скорости людей, вернувшихся домой, пройдет ровно столько же субъективного времени, сколько и в реальной Вселенной – между указанным моментом и концом эры звездообразования, спустя многие миллиарды лет.

– Как ваш корабельный теолог, заявляю – никакие они не боги.

Эмбер терпеливо кивает. Она внимательно наблюдает за Садеком.

Садек сердито кашляет.

– Скажи ей, Борис.

Борис откидывает свой стул назад и поворачивается к королеве.

– Он прав, Эмбер. Они торговцы, и к тому же не очень умные. Трудно разобраться в их семиотике, пока они прячутся за моделью лангуста, которую мы отгрузили в их направлении двадцать лет назад, но они определенно не крестоносцы и определенно не человеческого происхождения. И не трансгуманистического. Я думаю, что это кучка тупых деревенщин, урвавших в свое распоряжение игрушки, оставленные кем-то гораздо более умным. Они – как те фракции отверженных на Земле. Представь себе – они просыпаются однажды утром и понимают, что все остальные ушли в Великую среду загрузки в небе. Оставив их наедине с планетой. Как вы думаете, что они делают со всем миром, с гаджетами, о которые спотыкаются? Некоторые будут разбивать все, что им попадется, но другие не так глупы. Но они мыслят мелко. Как барахольщики. Весь их экономический прогноз – просто игра с отрицательной суммой. Вряд ли они отправились в гости к инопланетянам, чтобы улучшиться и вознестись, – скорее уж чтобы стянуть что-нибудь ценное.

Эмбер встает и идет к окнам в передней части мостика. В черных джинсах и толстом свитере она едва ли похожа на феодальную королеву, роль которой играет для туристов.

– Брать их на борт было большим риском. Мне это совсем не нравится.

– Сколько ангелов может танцевать на булавочной головке? – Садек лихо улыбается. – У нас есть ответ. Но они могут даже не осознавать, что танцуют с нами. Это не те боги, которых вы боялись найти.

– Не те. – Эмбер вздыхает. – Они не слишком отличаются от нас. Мы ведь не особо-то хорошо приспособлены к этой среде, не так ли? Мы влачим телесные образы за собой, полагаясь на псевдореальности, которые можем сопоставить с нашими человеческими чувствами. Мы – эмуляции, а вовсе не туземцы от мира искусственных интеллектов. Где, кстати, Сю Ань?

– Могу разыскать ее. – Борис хмурится.

– Я попросила ее проанализировать время прибытия инопланетян, – припозднилась с объяснениями Эмбер. – Они близко – слишком близко. И явились с завидной скоростью – стоило нам только тронуть роутер. Думаю, теории ИИНеко ошибочны. Настоящие хозяева сети, к которой мы подключились, вероятно, используют для связи протоколы куда более высокого уровня; разумные информационные пакеты для создания эффективных шлюзов коммуникации. Эти «вунши» же, судя по всему, скрываются в засаде для новичков, чтобы потом их как-то использовать. Этакие извращенцы, прячущиеся за школьными воротами, – вот кто они такие. Не хочу подставляться им до того, как мы наладим контакт с реальным чуждым разумом!

– Возможно, у нас нет особого выбора, – замечает Садек. – Если проницательности у них, как вы подозреваете, нет, они могут испугаться, если вы измените их окружение. Или даже напасть на нас. Я сомневаюсь, что они вообще понимают, как создали зараженную метаграмму, которую передали обратно в наш адрес; она для них – всего лишь инструмент по приманке простодушных инопланетян, облегчающий процесс переговоров. Кто знает, где они им разжились?

– Грамматическое оружие. – Борис медленно поворачивается. – Встройте пропаганду в свою программу перевода, если вы хотите установить выгодные торговые отношения. Как мило. Неужели эти парни никогда не слышали об оруэлловском новоязе?