Аччелерандо

– Маленькая стерва-королева похожа на своего отца, не так ли? Он тоже ублюдок. Фильтр конкурентного отбора, который она навязала, – это зло. Он покалечит ее общество, если она будет придерживаться его слишком долго, но в краткосрочной перспективе это главное преимущество. Так что она хочет, чтобы я торговался за свою жизнь, и я не могу предъявить ей формальные претензии, если только не смогу превзойти ее любовничка, эту шпану из Марселя. Но он еще не знает, что у меня есть преимущество. Полное раскрытие информации. – Он пьяно салютует бутылкой. – Видишь ли, я знаю эту кошку. Ту, что с коричневым знаком «@» на боку, сечешь? Раньше она принадлежала старику Манфреду, ублюдку. Вот увидишь. Ее мама, Памела, бывшая жена Манфреда, она мой клиент в этом деле. И она дала мне ключи от доступа к этой зверюге. Полный… ик!.. контроль. Ухватив ее за мозги и сняв этот проклятый слой перевода, стыренный у этих мафиози из CETI@home, я смогу говорить с пришельцами прямо.

Пьяный и футуршокированный, Алан Глашвиц явно вскочил на своего конька.

– Я достану их дерьмо… и дизассемблирую его. За дизассемблированием – будущее промышленности, сечешь?

– Дизассемблирование? – уточняет Донна, наблюдая за ним с брезгливым восторгом из-под маски абсолютной объективности.

– Черт возьми, да! Сингулярность в самом разгаре, она всегда влечет дисбаланс. Там, где есть дисбаланс, кто-то всегда наживается, разбирая останки. Слушай, знал я как-то одного ик… экономиста, вот кем он был. Работал на еврофедералов, латексный фетишист. Он как-то говорил мне о фабрике где-то в Брюсселе. Там была линия разборки, конвейер – кладешь дорогущий сервер прям в коробке на один конец, его достают из коробки, а после рабочие его развинчивают, выковыривают диски, память, процессоры, всю-всю начинку. Раскладывают по коробочкам, клеят ценники, все остальное в помойку – на хрен оно кому упало… Дело в том, что производитель заламывал так много за запчасти, что выгоднее им было купить целую машину и раздербанить ее. Разнести на составляющие – и потом эти составляющие продать. Черт побери, они же сорвали куш за изобретательность! Они уже тогда знали: за дизассемблированием – будущее.

– А что случилось с фабрикой? – спрашивает Донна, не в силах отвести взгляд.

Глашвиц салютует пустой бутылью звездной радуге, протянутой через весь потолок.

– А, да кому какое дело? Закрылись… ик… лет десять назад. Закон Мура победил, и рыночек помер. Но дизассемблирование… конвейерный каннибализм… это же дорога в будущее! Возьми старый актив и вдохни в него новую жизнь. Вот увидишь, это золотые горы. – Он ухмыляется, его взгляд теряет от алчности осмысленность. – Вот как я с этими космическими лангустами поступлю. Выучу их суржик, ну а потом… потом они так и не поймут, что их свалило.

Крохотный звездолет дрейфует на высокой орбите над мутным коричневым киселем атмосферы. Здесь, глубоко в гравитационном колодце Хёндай ⁺⁴⁹⁰⁴/_-56, он – пылинка, застрявшая между двумя источниками света: сверкающим сапфировым лучом двигательных лазеров Эмбер на орбите Юпитера и изумрудным блеском самого роутера – гипертороида, свитого из странной материи.

На мостике «Странствующего Цирка», где обычно собираются для кооперативной работы над закрытыми данными, в эти дни никогда не бывает пусто. Пьер проводит здесь все больше времени: он счел мостик удобным полигоном для оттачивания своей торговой кампании и настройки арбитражных макросов. Покуда Донна в баре выведывает нюансы стратегии мультиплексного адвоката, Пьер в своем неоморфном обличье – две головы и шесть рук, сверкающие жидким металлом, – с нечеловеческой прытью тасует тензорные карты плотности информационного трафика, окружающего ворох нагих сингулярностей роутера.

В пустоте помещения за мостиком что-то мелькает – значит, Сю Ань все время была там. С минуту она наблюдает за Пьером в молчаливой задумчивости.

– У тебя найдется минутка?

Образ Пьера множится – одно привидение продолжает корпеть над информационной панелью, другое поворачивается, скрещивает руки на груди и ждет, когда она заговорит.

– Я знаю, ты занят, – начинает она и замолкает. – Неужели это так важно?

– Очень важно. – Пьер расплывается, заново синхронизируя свои дубли. – От роутера отходят четыре червоточины – ты знала? Каждая дает излучение порядка 10¹¹ кельвинов, и каждая длина волны несет соединения для передачи данных, мультиплексированные, со стеком протоколов, который по меньшей мере одиннадцать слоев глубиной, но может быть и больше – на это указывают признаки самоподобия в заголовках фреймов. Ты знаешь, сколько это в пересчете на данные? Примерно в 10¹² раз больше нашего широкополосного восходящего канала из дома. Но в сравнении с тем, что бытует по ту сторону роутера… – Пьер качает головой.

– Там – что-то даже больше?