— Ой, да тебе-то какая разница, от кого? Главное, что она беременная. Вокруг нее вечно какие-то недоноски вертятся, не то рокеры, не то рэперы, я их не разбираю. Она как начала с младых лет попой вертеть, так и продолжает.
— А замуж?
— Ну еще чего! Кому она нужна-то — замуж ее брать! — фыркнул Ворон. — Квартира, конечно, есть, только в этой квартире такой багаж, что лучше уж в собачьей будке жить, чем с Лариской. Бабка лежачая, под себя ходит, в полный маразм впала, да папаша-алкаш неработающий.
— И что? — продолжал допытываться Камень. — Она рожать собралась?
— Да по всему видать, собралась, — кивнул Ворон. — Сроки-то для принятия решения давно прошли, я на восьмидесятилетие Николая Дмитриевича заглядывал — так еще ничего не было заметно, Лариска веселая такая была, Любе с Тамарой помогала, продукты носила, у плиты стояла. Тамара ей такой причесон изобразила — сказка! И Любу она тоже подстригла, получилось очень красиво. В общем, юбилей прошел классно, у меня прямо душа радовалась. Николай Дмитриевич, правда, всплакнул в один момент, но ничего, быстро успокоился.
— Отчего всплакнул? — встревожился Камень, которого судьба старика трогала до глубины души.
— Так он вспомнил, как праздновали его семидесятилетие и что Тамара была с Григорием, а теперь Григория с ними нет… Ну, вокруг этого. А в остальном все было здорово. Народу, конечно, было значительно меньше, чем на предыдущем юбилее, за десять лет народ поумирал. Но я отвлекся, я же про Лариску рассказывал. Ну вот, потом, после юбилея, я ее в феврале на Любином дне рождения видел, у нее тоже юбилей был, пятьдесят лет. Опять Тамара приехала, Аэлла с Бегорским пришли, еще кое-какие друзья и коллеги, человек тридцать набралось. В ресторане отмечали. Ну и Лариску позвали, она ж у них почти что член семьи. Лариска там отплясывала вовсю, хохотала, веселилась. И ничего такого я не заметил. А потом, где-то в мае, у бабки инфаркт сделался, Люба, конечно, подхватилась, начала Аэлле названивать, чтобы бабку в больницу положили.
— А что, просто так человека с инфарктом госпитализировать нельзя? — недоверчиво спросил Камень. — Нужно ждать, пока он совсем умрет, чтобы сразу уже в морг везти?
— Вот примерно так у них и было в те времена, — подтвердил Ворон. — Лекарств не хватает, зарплату врачам задерживают, да она и маленькая совсем, на нее не проживешь, все врачи поуходили кто куда, кто в фармацевтику, лекарствами торговать, а кто в частные клиники, где доходы повыше. Лечить некому и нечем, поэтому старались бесперспективных больных в стационар не класть. Ведь ясно же, что бабка не поправится, а зачем им лишний летальный исход в статистику? Люба начала колотиться, Аэлла ей помогла, и они нашли, куда бабку положить, но за приличные деньги. Люба, ясен перец, все оплатила: и взятку за госпитализацию, и круглосуточный пост, и нянек. Они с Лариской по очереди в больницу ездили каждый день. Вот тут я и углядел, что у Лариски вроде как животик. Ну а раз видно — значит, решение принимать уже поздно. Бабка вроде на поправку пошла, получше ей стало.
— Ну а дальше? Поправилась Татьяна Федоровна?
— Не знаю, не досмотрел. Чего, лететь, что ли?
— Конечно, лети. Важно же понимать, что там с бабкой, что с Ларисой, родила ли она. А кстати, насчет Любы я хотел спросить: подарил ей Родислав на юбилей машину?
— Да ты что! — расхохотался Ворон. — С ума сошел? Она категорически отказывается от машины.
— Но почему? Ведь Коли-то нет, доходы скрывать больше не нужно.
— Не хочет она со своей язвой за руль садиться. И вообще она машину водить не хочет. Не нужно ей это.
— Странная какая-то твоя Люба, — недоумевающе вздохнул Камень. — Из того, что ты мне про людей рассказывал, получается, что каждый человек спит и видит на машине ездить, а она почему-то не хочет, хотя возможность есть. Ну ладно, насчет язвы — я понимаю, а так-то… Между прочим, она лечится или как?
— Или как, — буркнул Ворон, совершенно не терпевший никакой критики в адрес человека, которого он себе выбирал в любимые герои. — Лечится потихоньку, тайком от домашних, только толку от такого лечения — чуть, потому что тут главное — избегать стрессов и соблюдать диету, а как же ей без стрессов прожить, когда Колька неизвестно где и в остальном одно сплошное вранье? И с диетой напряженка, я тебе уже объяснял. Завела моду тридцать лет назад, чтобы все вместе за стол садились, завтракала вместе с мужем и детьми, не ужинала, пока Родислав домой не придет, вот и приходится ей теперь питаться на глазах. Редко-редко когда удается покушать одной, тогда она правильную еду ест, а если с кем-то — то как все. Не хочет, чтобы знали и беспокоились. И сложившийся за тридцать лет порядок как нарушить? Как это объяснить?
— Но ведь это так хорошо, когда все вместе сидят за столом, — мечтательно произнес Камень. — Это просто замечательно. Редко в каких семьях такой порядок встречается.