Ад Восточного фронта. Дневники немецкого истребителя танков. 1941–1943

Поступили маршевые приказы! Сколько же их было за всю эту богом забытую кампанию? Нам предстоит передвигаться на своих двоих, потом в товарных вагонах, а повезут нас разнообразия ради на север. На целых двое суток нас избавят настороженно выглядывать из траншей и шастать по припорошенным снегом болотам, где под каждой кочкой – мина. И разглядывать в бинокли и стереотрубы позиции большевиков и их пулеметные гнезда.

Двое суток мы будем избавлены от необходимости вечно пригибаться и шлепаться в грязь каждый раз, когда враг своей длиннющей лапой тяжелых вооружений попытается дотянуться до наших позиций, будто намереваясь стереть с перепаханной земли все, кроме воронок. Нам не придется по ночам слушать «сталинские органы», наблюдая, как тьму прорезают бесчисленные вспышки, не придется поражаться внезапно наступившей после артобстрела, воя снарядов и свиста осколков тишине, которая пару секунд спустя снова превратится в грохот и гул.

Приказ таков: «Роту перебросить на север». Эти слова вырвали нас из состоянии подавленности и безразличия, пробудили в нас желание выжить, вывели из состояния перманентного стресса наши нервы, мышцы, это состояние не покидало нас до посадки в умиротворяющую безопасность товарных вагонов. Мы неторопливо движемся на север километр за километром. Куда? Никто не знает. Впрочем, это и не важно. Укутавшись в тепло сена, мы впадаем в дрему, а скоро – и в спокойный освежающий сон.

Следующие пять суток никаких забот, сплошной сон на колесах состава, пересекающего равнины России, необозримые и мертвые. Потом разгрузка. Груды битого кирпича Воронежа, города мертвецов, остались где-то далеко-далеко. Мы снова в степи, и, чтобы уберечься от холода и противника, приходится рассчитывать на грязные и вонючие деревенские хаты. Солдаты! Солдаты! В пронизанные ледяным холодом дни мы боремся со снегопадами, а по ночам вознаграждены коротким и беспокойным сном в этих смердящих хатенках. Не то чтобы мы так избалованы европейским комфортом, хотя в Европе приходилось спать в куда более нормальных условиях. Но и там мы грезили об огромных залах в стиле барокко в каком-нибудь замке Франции и чтобы не знать и не ведать ни о какой войне. Нам приходилось заваливаться спать на набитых соломой тюфяках в подвалах домов, приходилось вздрагивать от каждого выстрела, приходилось сражаться с клопами на красных марокканских циновках. Нас иногда докучают воспоминания о чистых простынях постелей в каком-то интернате в Бельгии, на простынях, не знавших ничего, кроме более или менее девственных тел тамошних учениц. Мы пережили массированные атаки клопов на кожаных диванах в домах польских евреев. На грудах подушек, на пахнущих чистотой расшитых одеялах в Западной Украине мы видели в наших снах родной дом. А вот последние месяцы приходится довольствоваться вонючими дырами в «раю для рабочих».

Мы стали экспертами по части гостеприимства, и теперь нас не отпугнет даже перспектива провести ночь в свинарнике. Наши тела закалились, им знакома любая степень искусанности вшами и клопами. Видели бы вы наши физиономии, когда мы на пороге коротких сумерек все же отыскали для себя хату, хоть и без света – стояла такая темень, что мы даже не смогли нацарапать карандашом на куске картона: «Занято подразделением таким-то».

Даже если хата уже занята десятком в ней постоянно живущих, нашу компашку это не смущает. Хаты здесь, в России, будто резиновые – вмещают воистину неограниченное число людей. Целые поколения сменяются, шныряя от стола к печке, занимающей едва ли не половину всей жилплощади. Жены, дети, мужья, деды, бабки, внучата, вши – все здесь прекрасно уживаются. Даже если бы нас здесь не было, они все равно сгрудились бы на печи. Для нас критерий комфорта – место, которое ты можешь занять. Русские понимают это по-другому: первым делом печка. Есть и такие, которые просто-напросто перекидывают над собой парочку досок – вот и крыша еще одной мини-хаты готова. В общем, невзирая ни на что, степенью приватности, хоть и небольшой, может похвастаться каждый из нас, да и хозяева тоже. Да, вот о чем еще нельзя забывать – в правом углу икона со светящимся огоньком лампады. Он должен гореть (и горит) постоянно. Даже ночью.

Несмотря на грязь и насекомых, мы все же провели несколько беззаботных дней в этих жалких хатах. Кто-то даже высказал идею о том, чтобы встретить здесь Рождество. А что? Тепло, тихо, спокойно, ни стрельбы, ни взрывов. Но чтобы тебе в голову взбрело подобное, надо быть законченным идеалистом. Что касается меня, я веду себя так, как всегда во время этой кампании. Просто кладешь грязное белье в ведро с водой и начинаешь мечтать о том, как наденешь чистую рубашку, а всякие там маршевые приказы – ерунда на постном масле.

Но на сей раз нам приказано быстро сняться с места. Так что предназначавшееся для стирки наскоро распихано по вещмешкам, и мы маршируем на юг непонятно куда. Судя по скорости марша, что-то где-то происходит, и мы там срочно понадобились.

В рекордные для пешего марша сроки мы добрались до Касторного.

КАСТОРНОЕ