Ада Даллас

Ада сидела за столом: каждая золотистая прядь на месте, а овальное, с гладкой кожей лицо словно высечено из белого мрамора. Она прочла первый документ и тут же его подписала. Потом взяла второй и подняла на меня глаза.

— Так нужно, — пояснил я, имея в виду свой будущий генеральский чин. — Для успеха дела.

Ада улыбнулась уголком губ, но промолчала. Она прекрасно понимала, что иной возможности обеспечить выполнение задуманного плана нет и что документ все равно придется подписать. И тем не менее уж очень ей не хотелось этого делать.

— Ты же просишь меня оказать тебе кое-какую услугу, не так ли?

Все с той же кривой полуулыбкой Ада снова прочла бумагу, потом выхватила из подставки золотую ручку и с такой решимостью подписала приказ, что скрипнуло перо.

— Пожалуйста, — ничего не выражающим голосом проговорила она. — Теперь, кажется, все. Успех обеспечен?

— Можешь не сомневаться.

— Вот именно, — подтвердила она таким тоном, что я мог понимать ее слова как угодно.

С того мгновения, как Ада подписала документы, я стал самым сильным человеком во всей Луизиане. Теперь в моем подчинении была и национальная гвардия, и полиция штата. Со времен Гражданской войны такой властью не обладал у нас ни один генерал.

Подписав бумаги, Ада тут же о них забыла.

— А они по-прежнему упорствуют. — Ада кивнула на лежавшую на столе газету. — Сами не уйдут, пока кто-нибудь не выгонит.

Ада находилась в прекрасном настроении. Она уже испробовала прелесть большой власти и теперь предвкушала новые удовольствия. Ее нетерпение было так велико, что она не могла спокойно усидеть на месте и принялась быстрыми шагами прохаживаться вдоль стола.

— Придется, видимо, кому-то этим заняться, — заметил я, небрежно опускаясь в кресло.

Ада взглянула на меня с прежней гримасой, но ничего не сказала.

Без стука распахнулась дверь, мы оба повернулись: в кабинет вошел Сильвестр Марин, хотя предполагалось, что он все еще находится в бостонской больнице.

Коричневый полотняный костюм висел на нем, как на вешалке, — за время болезни он потерял, наверно, фунтов тридцать. На его похудевшем и теперь еще более бледном и морщинистом лице резко выделялись глубоко запавшие черные глаза. Они занимали все лицо.

— Доброе утро, — сказал он.

Растерянность Ады как рукой сняло. С возгласом «Сильвестр!», улыбаясь, словно никого в жизни не была так рада видеть, она бросилась к нему и обняла. Марин даже не пошевелился. И Ада невольно отодвинулась.

— Какими судьбами? Как я рада видеть вас! Ну и сюрприз!

— Не сомневаюсь, — усмехнулся Марин.

— Почему вы не в больнице? Вам уже разрешили ходить?

Марин взглянул на Аду, чуть помедлил — гримаса исказила его лицо — и ответил:

— Как видите. — Он посмотрел на меня черным-пречерным взглядом, потом снова на Аду и продолжал: — А вы, оказывается, развили бурную деятельность, а? Стряпаете законопроекты. Предъявляете ультиматумы. Готовите вторжение. — Он засмеялся коротким сухим смешком, будто кашлянул. — В Бостоне тоже есть газеты. И обслуживает их тоже Ассошиэйтед Пресс. — С этими словами Марин подошел к столу, увидел приказ, предписывавший мне немедленно приступить к действиям. Он прочитал его и, разорвав пополам, бросил в корзинку для бумаг.

— У нас тут многое изменилось, пока вы болели, — спокойно заметила Ада, стараясь сдержать себя. — Сейчас было бы опасно сидеть сложа руки.

— Она права, — подтвердил я. С момента появления Марина я чувствовал себя как мальчишка, которого застали в укромном месте с сигаретой во рту. Но мной уже овладевало бешенство. — Они отбились от рук. Их нужно хорошенько проучить.

Сильвестр опустился в кресло, поставил меж ног свою трость, и на его худом злом лице проявилась усмешка.

— Правильно, — поддержала Ада. — Нужно от слов переходить к делу.

Марин продолжал саркастически смотреть на Аду.

— Мы возьмем их за горло. Мы приберем Новый Орлеан к рукам. — Вопреки своим усилиям сохранить самообладание, Ада повысила голос. Ей явно нравилось и думать и говорить об этом. — Да, да, возьмем за горло.

Сильвестр, неподвижно сидя в кресле, резко повернул к ней мертвенно-бледное лицо с запавшими глазами. Он посмотрел на нее, потом на меня, потом снова на нее.

— Никого и ничего вы не возьмете. — И зло усмехнулся.

— Вы не согласны, что иного выхода нет? В данной ситуации? — Она не сводила с него настороженного взгляда. Голос ее был ровным.

— Да, не согласен, — четко отпарировал он. — Я еще могу обратить ваши неблагоразумие и неосторожность себе на пользу. Я подожду решения верховного суда штата… — Тон его был резким, но голос — впервые по-старчески скрипучим. — А если он сочтет нужным передать дело дальше, я подожду определения верховного суда США. Таким образом, все формальности будут соблюдены, окончательное же решение, не сомневаюсь, будет таким, как нужно мне.