Адам Бид

Когда они взошли наверх, то вопрос, который Артур оставил нерешенным, вопрос о том, кому быть президентом и кому вице-президентом, все еще служил предметом жарких прений, так что появление Адама прошло незамеченным.

– Само собою разумеется, – говорил мистер Кассон, – что старый мистер Пойзер, как старше всех здесь в комнате, должен сидеть за столом на первом месте. Недаром же я был буфетчиком пятнадцать лет, уж как же мне не знать всего, что касается обедов.

– Нет, нет, – говорил старый Мартин, – я предоставляю это моему сыну, я уж теперь не арендатор, пусть мой сын займет мое место. И старые люди имели свою очередь, теперь они должны уступить молодым.

– А я так думаю, самый значительный фермер имеет и прав больше самых старых, – сказал Лука Бриттон, не любивший критика мистера Пойзера. – Вот мистер Гольдсворт имеет земли больше всех других в имении.

– Ну, – сказал мистер Пойзер, – скажем лучше, пусть тот займет первое место, у кого самая беспорядочная земля, – тогда кто удостоится этой чести, не будет иметь завистников.

– А, вот мистер Масси! – сказал мистер Крег, который, оставаясь нейтральным в споре, желал только примирения. – Учитель в состоянии сказать вам, на чьей стороне право. Кому занять первое место за столом, мистер Масси?

– Конечно, самому толстому, тогда он не будет отымать места у других, а другой толстяк должен сидеть на конце стола.

Этот счастливый способ окончания спора произвел сильный смех, для этого, впрочем, было бы достаточно и меньшей шутки. Мистер Кассон, однако ж, считал несовместным с своим достоинством и высшими знаниями присоединиться к смеявшимся, пока не оказалось, что указали на него как на второго толстяка. Мартин Пойзер-младший, как толще всех, был избран президентом, а мистер Кассон, как второй толстяк, вице-президентом. Благодаря этому назначению Адам, стоявший в это время на конце стола, был, конечно, немедленно замечен мистером Кассоном, который, будучи до этих пор слишком занят упомянутым вопросом, не заметил появления молодого плотника. Мы знаем, что мистер Кассон считал Адама несколько надутым и важным – по его мнению, господа уж слишком много хлопотали о молодом плотнике; они вовсе не хлопотали о мистере Кассоне, несмотря на то что он был отличным буфетчиком в продолжение пятнадцати лет.

– А, мистер Бид! Вы принадлежите к числу тех, которые шибко идут вперед, – сказал он, когда сел Адам. – Мне помнится, вы прежде не обедали здесь.

– Нет, мистер Кассон, – сказал Адам своим звучным голосом, который могли слышать все, сидевшие за столом, – я ни разу не обедал здесь прежде, но нахожусь здесь по желанию капитана Донниторна и надеюсь, что это никому не будет неприятно.

– Нет, конечно нет, – раздалось несколько голосов, – мы очень рады, что вы здесь. Кто же может быть недоволен этим?

– А вы споете нам после обеда «За горами – за долами». Не правда ли? – сказал мистер Чоун. – Я чрезвычайно люблю эту песню.

– Что вы говорите! – сказал мистер Крег. – Можно ли сравнить ее с какой-нибудь шотландской песнью? Я сам никогда, разумеется, не пою: есть у меня дело и получше этого. Человек, у которого в голове имена и природа растений, разумеется, не может иметь пустого места, чтоб помнить песни. Но один мой троюродный брат, погонщик, имел редкую память на шотландские песни. Правда, ему было не о чем больше и думать.

– Шотландские песни! – сказал Бартль презрительно. – Я так наслышался этих шотландских песен, что мне достаточно на всю жизнь. Они только и годятся на то, чтоб пугать птиц, то есть английских птиц, потому что шотландские птицы, может быть, поют по-шотландски, я этого не знаю. Дайте мальчишкам волынку вместо погремушек, и я отвечаю вам за то, что зерно будет цело.

– Да, есть люди, которые находят удовольствие в том, чтоб ругать то, чего они вовсе не знают, – сказал мистер Крег.

– Шотландские песни все равно что сварливая баба, – продолжал Бартль, не обращая ни малейшего внимания на замечание мистера Крега, – в них беспрестанно повторяется все одно и то же, и ни одна из них не имеет совести остановиться. Всем, кто слышал шотландские песни, кажется, словно они спрашивают о чем-то человека, который глух, как старый Тэфт, и никогда не могут добиться какого-нибудь ответа.

Адаму не было особенно неприятно, что он сидел рядом с Кассоном: с этого места он мог видеть Хетти, сидевшую недалеко от него за другом столом. Хетти, впрочем, даже и не заметила до этих пор его присутствия, потому что все время сердилась на Тотти, которая беспрестанно втаскивала ноги на скамейку, по древнему обычаю, и тем угрожала наделать пыльные следы на Хеттином розовом с белым платье. Только что успевала Хетти сдернуть долой крошечные толстенькие ножонки, как они уж снова были на скамейке, потому что глазенки Тотти, выпученные на большие блюда, были слишком заняты отыскиванием плум-пудинга, и малютка вовсе не сознавала, что происходило с ее ножонками. Хетти вышла совершенно из терпения и наконец, надувшись и насупив брови, почти со слезами на глазах сказала: