Мое сердце привязалось к вашей престарелой матери с того времени, как Провидение дало мне возможность находиться вблизи ее в дни несчастья. Поговорите ей обо мне, скажите ей, что я часто помышляю о ней в вечернее время, когда сижу при слабом свете, как я делала это, когда была у нее, и мы держали одна другую за руки и я говорила слова утешения, которые давались мне. Ах! это благословенное время, неправда ли, Сет? когда дневной свет начинает угасать, и тело несколько утомлено работою и усилиями: тогда внутренний свет становится ярче, и нас наполняет более глубокое чувство опоры на божественную силу. Я сижу на моем кресле в темной комнате и закрываю глаза, и мне кажется, что и вне своего тела я никогда не могу чувствовать никакой нужды. Тогда самый труд, печаль, ослепление и грех, на которых останавливалось мое внимание и над которыми я готова была плакать – да, вся грусть детей человеков, которая охватывает меня, подобно внезапному мраку – все это я могу переносить с добровольным страданием, как будто принимаю участие в кресте Спасителя. Потому что я чувствую это, я чувствую это – Бесконечная Любовь также страдает, да, в полноте знания она страдает, она сокрушается, она сетует; и только слепое себялюбие желает быть свободным от печали, от которой стонет и которою терзается вся вселенная. Я твердо уверена, что это не есть истинное блаженство быть свободным от печали, тогда как в мире существуют печаль и грех: печаль, в таком случае, есть часть любви, а любовь не старается сложить ее с себя. И мне говорит это не один только дух: я вижу это в слове и деле Евангелия. Разве на небе не слышатся мольбы о заступничестве? Не там ли Человек Скорби с телом, которое было распято на кресте и с которым он вознесся на небо? И разве Он не то же, что Бесконечная Любовь, как наша любовь есть то же, что и наша печаль.
Я часто много терпела в последнее время от этих мыслей и с новою ясностью поняла значение этих слов: „Человек, любящий меня, да возьмет крест мой“. Я слышала, как развивали понимание этих слов и говорили, будто они означают беспокойства и гонения, которые мы навлекаем на себя, исповедуя Иисуса. Но, по моему мнению, это толкование узко. Под истинным крестом Спасителя разумеются грех и печаль этого мира – вот что тяжелым камнем лежало у него на сердце, – и этот-то крест мы должны разделять с Ним, из этой-то чаши мы должны пить с Ним, если хотим иметь часть в этой Божественной Любви, которая одно с его скорбью.
Что ж касается моей внешней жизни, о которой вы спрашиваете, то у меня есть все, и в изобилии. У меня была постоянная работа на мельнице, хотя другие руки и были отпущены на некоторое время; и физически я также окрепла значительно, так что не чувствую большой усталости после долгой ходьбы и разговора. Вы пишете, что остаетесь в вашей стране с матерью и братом; это доказывает мне, что вы имеете верное руководство: ясным указанием определено вам оставаться там, и искать большого благословения в другом месте было бы то же, что положить ложный дар на жертвенник и ожидать с неба огня, который воспламенил бы его. Мой труд и моя радость здесь среди гор, и иногда я думаю, что слишком привязалась жизнью к здешним жителям и что стала бы роптать, если б была отозвана отсюда.
Я с благодарностью прочла ваши новости о дорогих друзьях на господской мызе, потому что хотя я послала им письмо, по желанию тетушки, вскоре после того, как я возвратилась от них, но еще не получала от них никакого ответа. Моя тетушка не привыкла писать, а работы в доме хватит для нее на весь день, к тому же она слаба телом. Я истинно привязана к ней и к ее детям, как к ближайшим ко мне по плоти, да и ко всем в доме. Я беспрестанно переношусь к ним во сне, и часто среди работы и даже среди речи мне вдруг приходит в голову мысль о них, будто они находятся в нужде и несчастье, что, однако ж, мне не совершенно понятно. В этом должно заключаться какое-нибудь указание, но я жду более ясного поучения. Вы пишете, что все они здоровы.
Мы увидимся, я надеюсь, друг с другом снова в этой жизни, хотя, может быть, не на долгое время, потому что братья и сестры в Лидсе желают иметь меня в своей среде на короткий срок, когда я буду опять свободна оставить Снофильд.
Прощайте, дорогой брат, и между тем не прощайте. Дети Господа, которым было определено увидеться друг с другом лицом к лицу, исповедовать одну веру и чувствовать, что в обоих живет один и тот же дух, не могут быть разделены никогда, хотя между ними будут лежать и горы. Их души всегда развиты этим соединением и беспрестанно носят память друг о друге в своих мыслях, как будто это придает им новые силы. Ваша верная сестра и сподвижница во Христе, Дина Моррис.
Я не имею такого искусства писать слова мелко, как вы, и перо мое движется медленно. Таким образом я ограничиваюсь этим и говорю только немногое о том, что у меня в мыслях. Приветствуйте вашу матушку от меня поцелуем. Она просила меня при расставании поцеловать ее два раза».