Адам Бид

– В таком случае, сэр, если я могу говорить… хотя, впрочем, я женщина, а есть люди, которые думают, что женщина довольно глупа и должна только стоять да смотреть, когда мужчины продают ее душу, но я имею право говорить, потому что приношу четверть дохода и экономлю другую четверть. Так позвольте мне сказать, если мистер Терлэ с такою готовностью берет ваши фермы, то было бы только жаль, если б он нанял эту. Не знаю, как ему понравится жить в доме, где существуют все казни египетские, где погреб наполнен весь водою и в нем дюжинами скачут по лестницам лягушки и жабы, где полы сгнили, где крысы и мыши грызут всякий кусочек сыру и бегают по головам, когда мы лежим в постели, так что, того и гляди, съедят нас заживо… слава Богу еще, что они не переели наших детей давным-давно. Хотела бы я посмотреть, найдется ли, кроме Пойзера, другой арендатор, который согласится на то, чтоб тут не было произведено никаких починок, пока дом не развалится совершенно… да и тогда пришлось бы ему кланяться и просить и принять на себя половинные издержки… да тут потребовали бы с него большую ренту, которую, дай только Бог, чтоб он получил с земли, тогда как он затратил уж прежде все свои деньги на землю. Увидим, найдете ли вы чужого человека, который захотел бы вести здесь такую жизнь: нужно родиться червяком в испорченном сыре, чтоб полюбить ее. Вы можете бежать от моих слов, сэр, – продолжала мистрис Пойзер, следуя за двери за старым сквайром, который, после первых минут необыкновенного изумления, встал и, грациозно и с улыбкою поклонившись ей рукой, вышел из комнаты, чтоб сесть на пони. Но ему было невозможно уехать немедленно, потому что Джон водил пони взад и вперед по двору и находился на довольно большом расстоянии от дверей, когда господин замышлял кликнуть его. – Вы можете бежать от моих слов, сэр, можете причинить нам под рукой какой-нибудь вред, потому что вы дружны с самим дьяволом, хотя и больше ни с кем, но я скажу вам однажды навсегда, мы не безгласные твари, которых могут употреблять во зло и из которых могут добывать деньги люди, имеющие в руках своих конец веревки, ведь мы знаем, как развязать узел. И если я одна только высказываю то, что у меня на душе, то в приходе и в окрестностях его найдется очень много людей, которые думают таким же образом. Ваше имя не лучше запаха серной спички для носа каждого. Разве только найдется двое-трое стариков, несогласных с ними, потому что вы, думая сберечь свою душу, даете этим старикам кусок фланели и несколько капель похлебки. И вы имеете полное право считать это самым незначительным сбережением, которое вы когда-либо делали, со всею вашею скаредностью.

В некоторых случаях две служанки и кучер могут быть ужасными слушателями; и когда сквайр удалялся на своем черном пони, то даже его дар близорукости не помешал ему заметить, что Молли, Нанси и Тим скалили зубы неподалеку от него. Может быть, он имел подозрение, что угрюмый старый Джон также смеялся сзади его, что действительно и было. Между тем бульдог, черно-рыжая такса, Аликова овчарка и гусак, шипевший на безопасном расстоянии от задних ног пони, в трогательном квартете воспроизводили мысли, которые мистрис Пойзер исполнила соло.

Лишь только, однако ж, мистрис Пойзер увидела удаление пони, как повернулась и бросила на обеих смеявшихся девушек взгляд, который заставил их в одну секунду убраться в заднюю кухню, и, выдернув иголку из своей работы, принялась вязать с обычною живостью, когда входила в дом.

– Ну, заварила же ты кашу! – сказал мистер Пойзер, несколько встревоженный, но, очевидно, чрезвычайно довольный решительным поведением своей жены.

– Да, знаю, что заварила, – отвечала мистрис Пойзер, – но я, по крайней мере, отвела душу, и теперь мне будет легче во всю мою остальную жизнь. Можно ли находить удовольствие в жизни, если вы должны быть всегда закупорены и только тайком по капельке высказывать, что у вас на душе, как бочонок с течью. Я не стану раскаиваться в том, что сказала, если даже мне придется дожить до таких же лет, до каких дожил старый сквайр. Но это вряд ли случится: кажется, именно те люди, которые не нужны здесь, не нужны и на том свете.

– Но тебе не захотелось бы оставить старое место от Михайлова дня через год, – сказал мистер Пойзер, – и переселиться в чужой приход, где ты никого не знаешь. Это было бы тяжело нам обоим, да и батюшке также.

– Э, что тут горевать! Многое множество может случиться от сегодня до будущего года Михайлова дня. Кто знает, может, к тому времени и капитан будет здесь господином, – отвечала мистрис Пойзер, смотревшая, против своего обыкновения, с точки зрения, полной надежды, на затруднения, которые произошли от ее собственных поступков, а не по вине других.

– Да я и не говорю, что надо горевать, – сказал мистер Пойзер, оставляя свой треногий стул и медленно подходя к двери, – но мне было бы досадно оставить старое место и приход, где я родился и вырос, а также и батюшка. Мне кажется, что мы оставим здесь наши корни и никогда более не врастем ни в какую почву.