Адам Смит в Пекине

Наоборот, точка зрения, будто развитие капиталистического производства предполагает отделение сельскохозяйственных производителей от средств производства их пропитания, которую Бреннер заимствовал у Маркса, имеет некоторый смысл как описание условий, способствовавших развитию капитализма в Великобритании. На глобальном уровне, однако, такое отделение представляется скорее следствием капиталистического созидательного разрушения — а именно плодом относительного избытка населения, — нежели его предпосылкой. Во всяком случае, это определенно не было предпосылкой развития капиталистического производства в других европейских странах, таких как Франция и Швейцария, или в Соединенных Штатах, где сельскохозяйственные основания величайших технических и организационных прорывов в истории капитализма были заложены истреблением туземного населения, насильственным перемещением порабощенных африканцев и переселением туда избыточного европейского населения.

Трудности, с которыми столкнулся Франк, когда захотел установить капиталистическую природу европейского пути развития, заставили его вести поиск примерно так же, как «алхимики искали философский камень, который превращал бы простой металл в золото»[158]. Неудача Франка вполне понятна, он не отступает от твердых эмпирических обоснований, отвергая попытки свести различия между европейским и восточноазиатским путями развития к наличию «капиталистов» в одном регионе и их отсутствию в другом. Как заметил Уильям Роу (William Rowe) и как подтверждается нашими выкладками в главе 11, «какова бы ни была причина, различия между китайской и западной общественной историей с 1500 года объясняются не тем, что Запад открыл капитализм и современное государство, а Китай — нет»[159].

Как мы собираемся детально обсудить позднее, в главе 11, та черта, которая позволяет нам различать европейский и восточноазиатский рыночные пути развития, заключается не в наличии особого бизнеса или правительственных институтов как таковых, но в их комбинации в различных властных структурах. Так, Адам Смит отличает «неестественный» путь развития от «естественного» не по тому, что у первого больше капиталов, но по тому, что капиталы обладают большей властью навязывать свой классовый интерес в ущерб национальному интересу. При капиталистическом пути Маркса (и «неестественном» пути Адама Смита) эта бо лыпая власть превратила государство в «исполнительный комитет буржуазии». И хотя это в лучшем случае преувеличение, а в худшем — искаженная характеристика большинства европейских государств, здесь, возможно, мы имеем вполне точное описание всякого государства — лидера на европейском пути развития. Как сказал Фернан Бродель (Fernand Braudel), «капитализм торжествует лишь тогда, когда идентифицирует себя с государством, когда сам становится государством. Во время первой большой фазы его развития в городах-государствах Италии — Венеции, Генуе, Флоренции — власть принадлежала денежной элите. В Голландии XVII века регенты-аристократы управляли страной в интересах дельцов, негоциантов и крупных финансистов и даже по прямым их указаниям. В Англии после революции 1688 года власть оказалась в ситуации, подобной голландской»[160].

За исключением добавленных к Венеции Генуи и Флоренции в отсутствие позднейшего лидера капиталистического развития, Соединенных Штатов, здесь мы видим ту же последовательность угасающих и возникающих капиталистических центров, которые, по Марксу, были связаны друг с другом оборотом избыточного капитала через международную кредитную систему. Государства, представленные здесь как капиталистические: итальянские города-государства, протонациональное голландское государство и, наконец, английское государство, бывшее в стадии становления, не просто национальное государство, но центр кругосветного мореходства и империя на суше, — все они были больше и сильнее своих предшественников. Мы убеждены, что именно в этой последовательности бесконечного накопления капитала и власти европейский путь развития предстает как «капиталистический» и наоборот: отсутствие чего-либо, сравнимого с такой последовательностью, в Восточной Азии можно считать безусловным указанием на то, что до Великого расхождения восточноазиатский путь развития был столь же рыночным, как и европейский, но не имел капиталистической динамики.