Капиталисты, будучи обладателями денег, притязаний на деньги или материальных товаров, сами могут осуществлять предпринимательские функции, но не эти функции являются для них определяющими. Их специфические функции состоят в том, чтобы обеспечивать предпринимателей средствами оплаты, необходимыми для направления экономической системы в новые русла. Обычно это делается путем кредитования; и поскольку все резервные фонды и сбережения обычно перетекают в институты кредитования, общий спрос на покупательную способность, настоящий или будущий, сосредоточивается в этих институтах, «банкир» является «капиталистом par excellence. Он стоит между теми, кто хочет осуществлять новые комбинации, и владельцами средств производства».
Предоставление кредита в этом смысле действует как приказ экономической системе приспосабливаться к целям предпринимателя, как заказ на товары, в которых он нуждается: это означает вручение ему производительных сил[152]
.Производители и коммерсанты, покупая власть, встречаются с предпринимателями на денежном рынке и рынке капитала, где они обменивают настоящую власть на будущую: «В ежедневной ценовой борьбе двух партий решается судьба новых комбинаций».
Все планы и взгляды на будущее экономической системы влияют на [денежный рынок], все условия национальной жизни, все политические, экономические и природные явления...
Как бы ни отличались представления о капиталистическом развитии Маркса и Шумпетера, они скорее дополняют друг друга, а не противоречат один другому. Шумпетер сам признавался: все, что можно сказать о достижениях капитализма, основано на идеях «Манифеста коммунистической партии», «который представляет собой, хотя и краткий, отчет о блестящих достижениях капитализма»[154]
. И в самом деле, я не могу найти в описании Шумпетером созидательного разрушения ничего, с чем бы не мог согласиться Маркс. Различия между Шумпетером и Марксом в основном состоят в различии тех противоречий и тех агентов, которые в будущем приведут к замене капитализма как социальной системы. Но на то, что касалось динамики капитализма, они просто смотрели с разных точек зрения и поэтому видели разные, но совместимые стороны этого явления[155].Наше концептуальное переформулирование «неестественного» пути развития Адама Смита как пути капиталистического предполагает, что уход Европы от ловушки в высокой точке равновесия придуман не в XIX веке: уходу от промышленной революции XIX века предшествовали и подготовили его предыдущие уходы, осуществленные благодаря масштабным реорганизациям центров и систем европейского капитализма. Эта тенденция неотделима от того, что выделяли и Смит, и Маркс как главную особенность европейского пути: его ориентированность вовне, его погруженность в мировой рынок и «обратное» направление его развития от внешней торговли к промышленности, к сельскому хозяйству. В этой перспективе практика поиска истоков капиталистической динамики (или ее отсутствия) в сельском хозяйстве неверна. Если использовать дорогую Франку метафору, эти исследователи ищут потерянные часы не под тем фонарем: богатство и сила европейской буржуазии зародились не в сельском хозяйстве, а в международной, внешней торговле; и даже промышленность стала основой ее процветания только спустя несколько столетий[156]
.Столь же ошибочна широко распространенная практика приписывать капиталистическому развитию на национальном уровне черты, которые исторически характеризовали капиталистическое развитие на мировом уровне, и наоборот. Марксова теория централизации капитала и роста технического разделения труда на все увеличивающихся производственных единицах, например, действительна только на глобальном уровне. Хотя железные дороги были изобретены и впервые появились в Великобритании, только после введения железнодорожных перевозок на гораздо больших географических просторах (в Соединенных Штатах) — а решающую роль в этом сыграл британский избыточный капитал — это нововведение привело к реорганизации капитала в вертикально интегрированные корпорации. И если бы центр капиталистического развития не переместился из Великобритании в Соединенные Штаты, большой скачок вперед в техническом разделении труда, вызванный этой реорганизацией, мог бы не совершиться. В самом деле, несмотря на промышленную революцию (а возможно, благодаря ей) на протяжении XIX века Великобритания переживала консолидацию семейного капитализма и уменьшение (а не увеличение) вертикальной интеграции производственных процессов[157]
.