Адам Смит в Пекине

Здесь надо отметить, что эта особенность европейского пути развития может быть понята только в связи с двумя другими тенденциями. Одна из них состоит в том, что кризисы сверхнакопления приводят к продолжительным периодам финансовой экспансии, которая, если перефразировать Шумпетера, дает средства оплаты, необходимые для направления экономической системы по новому руслу. Как подчеркивает Бродель, эта тенденция не была открытием XIX века. В Генуе XVI века и в Амстердаме XVIII века, не в меньшей степени, чем в Великобритании конца XIX века или в Соединенных Штатах конца XX века, «вслед за периодом роста... и накоплением большего объема капитала, чем можно прибыльно реинвестировать по обычным каналам, финансовый капитализм оказался в таком положении, когда готов был доминировать, по крайней мере в течение некоторого времени, над всеми видами деятельности делового мира»[161]. И хотя поначалу это господство, казалось бы, поддерживает уже сложившиеся капиталистические центры, со временем оно становится источником политической, экономической и социальной нестабильности, когда разрушаются существующие социальные структуры накопления; «штаб-квартиры капиталистической системы», как выражался Шумпетер, перемещаются в новые центры и создаются более всеобъемлющие социальные структуры накопления под руководством все более сильных государств[162]. Отвечает ли этой модели, и если да, то в какой степени, финансовая экспансия, которую возглавили США в 1980-1990-е годы — этот вопрос мы рассмотрим во второй части этой книги.

Однако ни периодическая финансовая экспансия исторического капитализма, ни появление все более мощных капиталистических государств тем не менее не могут быть поняты вне их связи с другой тенденцией — интенсивной межгосударственной конкуренцией за мобильный капитал, конкуренцией, которую Макс Вебер назвал «всемирно-исторической особенностью [современной] эпохи»[163]. Эта тенденция является ключевой для ответа на вопрос об отношениях между капитализмом, индустриализмом и милитаризмом, вопрос, который был попутно поднят Адамом Смитом и о котором не сказано ничего интересного ни у Маркса, ни у Шумпетера. Как мы отмечали в главе 2, наблюдение Адама Смита, что большая стоимость современных военных действий дает богатым народам военное преимущество над бедными народами, ставит перед нами два тесно связанных между собой вопроса.

Первый: при той роли, которую промышленное производство, внешняя торговля и мореплавание играют в «неестественном» пути развития — который мы вслед за Марксом переименовали в капиталистический, — не приобретают ли страны, идущие по этому пути, военное превосходство не только над относительно бедными странами, но и над богатыми рыночными экономиками, развивающимися «естественным» (по Адаму Смиту) путем? И второй: если богатство, приобретаемое на пути капиталистического развития, есть источник военной силы и если превосходство в военной силе послужило причиной того, что европейцы смогли воспользоваться преимуществами большей интеграции мировой экономики за счет неевропейских народов, как утверждает Адам Смит, что может помешать этой интеграции воспроизводить общее действие положительной обратной связи обогащения и усиления народов европейского происхождения и порочный круг обеднения и ослабления большинства других народов?

Ответы на эти вопросы будут даны в третьей и четвертой частях этой книги. В третьей части мы специально уделим внимание «бесконечному» накоплению капитала и власти на капиталистическом пути, кульминацией каковых процессов стала попытка США установить впервые в мировой истории действительно глобальное государство. Мы покажем, что синергия капитализма, индустриализма и милитаризма, подстегиваемых межгосударственной конкуренцией, действительно установила положительную обратную связь обогащения и усиления для народов европейского происхождения и соответствующую порочную связь обнищания и ослабления для большинства других народов. С этой тенденцией тесно связана тенденция к географической поляризации процесса созидательного разрушения с выделением зоны преимущественного процветания, которая со временем стала мировым Севером, и преимущественно депрессивной зоны, которая со временем стала мировым Югом. Мы также постараемся показать, что, во-первых, эта поляризация ставит исключительно трудноразрешимые вопросы социальной и политической легитимности воспроизведения доминирующего положения Севера, и что, во-вторых, попытка Соединенных Штатов разрешить эти проблемы насильственным путем произвела обратное действие и предоставила беспрецедентные возможности для социального и экономического усиления народов мирового Юга.