Адамово Яблоко

– Пока справляюсь. Может, если будет совсем туго. – Она посмотрела в окно и заметила: – Какая-то сегодня ненормальная луна. Все как с ума посходили.

Еще какое-то время они молча допивали кофе, потом Таня надела шарф.

– Я тогда пойду… уже поздно… а мне тут довольно далеко. Была рада тебя увидеть.

Испугавшись, что она в самом деле уйдет, Максим подался вперед, взял ее за обе руки, стиснул их и заговорил тихо и быстро:

– Что мы делаем? Я приехал, чтобы найти тебя. Я не знаю, как все вернуть, но это единственное, чего я хочу.

Не отнимая рук, она закрыла глаза и сидела так несколько секунд, словно собираясь с мыслями. Затем из-под ее накрашенных ресниц потекли слезы.

Потерянный, Максим начал отыскивать по карманам несуществующий, конечно, платок. Затем догадался взять с соседнего стола салфетки, повторяя:

– Не надо, прошу тебя, не надо. Все же хорошо, все будет хорошо.

– Я так устала, Максим. Господи, если бы ты знал, как я устала, – вздохнула она словно с облегчением и начала вытирать лицо.

Кафетерий закрывался. Барменша и охранник пытались выставить из зала компанию подгулявших работяг, упрямо не желавших заканчивать банкет. Таня виновато взглянула на Максима.

– Я так скучала по тебе все время… Хотела позвонить, написать… но думала, что ты не ответишь. Я только сейчас понимаю, как мне было хорошо с тобой. Хочешь, пойдем ко мне? Я тебя с мамой познакомлю.

Он уточнил:

– С мамой? То есть сразу все серьезно?

– Все очень серьезно, – кивнула она.

В ответ Максим пожал плечами и неожиданно легко согласился:

– Ну конечно, пойдем.

Глава седьмая. Нежность волков

Я думаю, что оказался в аду, Значит, я и в самом деле в аду.

Артюр Рембо

В машине пахло бензином и незнакомым резким мужским одеколоном. Громко звучала музыка, блатной шансон: «Гоп-стоп, Зоя, кому давала стоя? Начальнику конвоя, не выходя из строя…» Машину вел человек с бритым затылком и со шрамами на голове; рядом с Игорем сидел такой же бритый, широкоплечий, с недобрым бычьим лицом.

Игорь почему-то подумал, что он все еще живет на Владимирской с Бяшкой и что они вляпались в какие-то неприятности, о которых постоянно предупреждал Филипп. Потом он вспомнил, что уже осень и в его жизни все хорошо, и Георгий Максимович, и завтра они должны лететь в Женеву. Но теперь он ехал с незнакомыми опасными людьми по разбитой грунтовой дороге вдоль разрушенных овощехранилищ, за которыми чернел лес.

Мысли путались, в затылке пульсировала боль. Подняв руку, он ощупал голову и увидел на пальцах сукровицу и засохшую коричневую грязь. Бритый бугай равнодушно следил за его движениями.

Смутно, словно сквозь похмелье, Игорь начал припоминать, что по дороге с курсов заехал в супермаркет, потом припарковался во дворе, вынул пакет с покупками из багажника, вошел в подъезд… Когда он вот-вот был готов восстановить в памяти цепочку дальнейших событий, машина остановилась у бетонного здания с узкими щелями окон.

– Приехали, – коротко обронил бритый.

– Куда? – спросил Игорь, с трудом ворочая непослушным, опухшим во рту языком.

– Завали хавальник и вылезай, – приказал тот.

Водитель тоже вышел из машины, придержал дверь. Игорь выбрался наружу. Бритый крепко взял его за руку выше локтя и повел по бетонным ступенькам к главному входу в здание.

Это был заброшенный дом культуры или спортивный комплекс – щербатая мозаика на стене изображала бегуна с олимпийским факелом. Они свернули в темный коридор, прошли через пустой тренажерный зал, напомнивший о школьных уроках физкультуры.

Чтобы не думать о причинах и вероятных последствиях происходящего, Игорь начал цепляться за мелкие подробности жизни: на ходу рассматривал пыльные маты на полу, шведскую стенку, мясистые уши бритого шофера, который бодро шагал впереди. Одновременно он почему-то сожалел о своем незаконченном чертеже, о черном котенке и еще о чем-то важном, что нужно было и никак не получалось вспомнить. Потом он услышал душистый горячий запах сауны.

Они миновали еще один коридор и действительно оказались в сауне, вернее, в предбаннике – просторном помещении, отделанном белым, местами осыпавшимся кафелем. Там за накрытым столом трое мужчин ели жареную курицу. Простыни драпировались вокруг их жилистых тел, как одеяния ангелов на старинных иконах. Увидев их, Игорь почувствовал, как сердце подскочило вверх и застучало где-то в горле – тяжело и быстро.

– Гляди, какая фея нас удостоила, – проговорил сухопарый человек лет пятидесяти, с седой щетиной на щеках, со впалой грудью и с синими от татуировок пальцами.

Другие двое молча жевали и смотрели на Игоря. Лица у них были грубые и хмурые.

– Ну что, зеленоглазый, – продолжал старик притворно-ласково. – Ходи ближе, не стесняйся. Ты как, шамать хочешь? Нет? Ну водочки-то хапанёшь?

Он разглядывал Игоря с умильной усмешкой, как домашнего зверька. Но в черных глазах под густыми бровями, ледяных, как замороженные ягоды, не было ни добродушия, ни улыбки.