Адгезийская комедия

И вот в лагере Асколова стала ходить ночами в корпус девочек из первого отряда, не забывая брать с собой Белокоптильскую. Асколова никогда ничего не делал одна. Всегда с кем-то. Одной же быть стыдно, надо быть с кем-то на людях: В школе, в лагере – повсюду. На улице ещё можно идти одной, многие ходят. Но внутри группы, коллектива – надо с кем-то дружить и желательно против кого-то. Чем мне нравился Сеня – тем, что он мог быть один, а мог быть со мной, несмотря на насмешки пацанов – все ж знали, что у меня Киря. Киря тоже сам по себе, но к нему постоянно кто-то лип из пацанов, и я видела, как ему это греет душу. К Сене никто не лип. Он не считался крутым прям каким-то, все помнили и о детских забавах, когда его били и притапливали слегка. Помнили, что он раньше-то был слабаком. Киря же никогда не был слабаком, это ясно. Но речь не о нём.

Асколова подружилась с девчонками из первого отряда. Но меня это не касалось, я тренилась или лежала, и ещё ходила в столовку контролировать еду. То есть три раза в день спрашивала, будет ли нам добавка. Иногда излишки находились, иногда нет. Если лишнее обещали, я вела спортотряд в столовку позже, и позже просила дежурных разливать суп или разносить порции – в такие дни нам отдавали все остатки. Особенно мелким нравилась гречка со дна гигантской кастрюли. Она была хрустящая, поджаренная. В общем, у меня были дела поважнее общения с «штатскими». Но каждому своё, я зарабатывала авторитет с первого дня в бассейне. Я не мыслила себя без воды и хотела в будущем остаться в нашем бассейне. Хоть это и было практически нереально, желающих-то и без меня навалом, например, дети тренеров. Ксюшу Асколову будущее вообще не парило. Ксюша развлекалась таким вот способом: влюбляла в себя парней и окружающих. В столовке Ксюша брала свою порцию и уходила обедать к первому отряду, а если мы шли позже всех, она уже была в столовке за столиками первого отряда – просто тусила и чилила. Первый отряд разместился на верандах столовки. Классные места, можно есть под стук дождя и смотреть как с карнизов льются струи воды. Но мне веранда не подходила, у меня ухо. Чуть сырость или ветер – не знаешь, в какой момент подведёт. На солнце я никогда не носила банданы, я всегда подставляла нос, чтобы пекло, грело мой лоб, заодно и ухо. Я даже зимой подставляла ухо солнцу, сидя на кухне. В феврале солнце просто шпарило в наше с мамой кухонное окно. Так вот Ксюша Асколова. Она ела за столиком с девчонкой, чёрненькой, волосы до плеч и вьются, эта девчонка всегда ходила в клетчатых рубашках. И два парня сидели за столом. Ну ясно, что один за Ксюшей ухлёстывал, другой – девочки в клетчатой рубахе… Вот и всё, что я знала.

Как-то в тихий час забегает в нашу комнату Белокоптильская и кричит:

− Мальва! Ты срочно нужна Ксюше!

Ну я конечно послала Белокоптильскую, и ещё сказала:

− Не надоело тебе бегать-то за Ксюшей и поручения выполнять, она там себе ж новую подружку завела. Неужели нельзя мне написать?

− Мальва! Да какое писать-то! Нельзя писать!

− Боишься, заскриню переписку?

− Ага.

− Яне Асколова, я переписки не выставляю на стене.

Белокоптильская поняла, что положение неловкое и заверещала:

− Ты ничего не понимаешь. Там такая заваруха! – решила взять эмоцией.

− Я причём?

− Тебя просят разобраться.

− Нет уж. Я с сухопутными не разбираюсь. Я мелких-то устала разнимать. Такие мерзкие девки, нападают так… − я замолчала, вспомнив своё агрессивное детство. – Но они хоть наши.

По-моему и Белокоптильская в тот момент вспомнила о моём «героическом» детстве.

− Помоги, Мальв. Тебя все ждут!

− Нет. Вот, честно, веришь? Устала. Ещё мазь закончилась.

А у меня была такая элементарная мазь, такая безвредная, ей все старики мажутся и мама без неё не может. Я ей всегда мазалась, привыкла. У пловцов абсолютно другой вестибулярный аппарат, мы ж – люди-рыбы. Пробежки даются сложновато из-за специфики плавания. Без мази разогревающей бегать я не могла… Белокоптильская говорит:

− Я тебе дам мазь, забери насовсем.

Я не стала спрашивать: а как же ты. К чему эти вежливости? Белокоптильская ни на что не рассчитывает, но и подкупает меня − лишь бы я пошла. И я пошла. Ну я ж не совсем ещё конченая: мазь взять и кинуть. Я намазала ноги, втёрла этот гель с обезболиванием, и потопала.

Корпус первого отряда был как назло на другом конце лагеря. Чтобы не светится в тихий час, пришлось выйти за территорию. Забор ограничивал территорию каменными колоннами, и между колонн – плиты-прямоугольники. Но забор был старый, проломлены лазейки между колонной и плитой. Пока протискивались через забор, я вспомнила фильм, где заключённый копает лаз. Мы с Белокоптильской шли по лесу, за забором сразу начинался лес. Он был и на территории, но за забором норм такой настоящий, а не только ели − со всех сторон лес.