− Дело в том, что как-то раз у меня уже был такой случай и тогда я ночевал в нашей конторе. А в субботу уже меня открыли, сторож вдруг объявился. Но в этот раз я решил, что не буду терпеть. Сторож был всё тот же. Он вредничал, смеялся надо мной. У них был сговор. Я подумал: вдруг они будут транслировать в интернет прямой эфир со мной? Ещё поэтому я нажал кнопку, а не смирился. Я боялся, я чувствовал: за мной наблюдают!
Как он повторяется, адгезийцы вежливы − не торопят, чтобы не обидеть. Вот это люди! То есть не люди…
− Я ещё почему решил нажать кнопку, кроме всего остального.
Несчастный!, жалела я слушателя, сколько сил ему пришлось потратить, чтобы заставить самого себя нажать эту несчастную красную кнопку. Вдруг, думаю, ограбление, и на меня всё свалят − случалось такое по мелочи. Как только сигнализация сработала, объявился сторож, прибежал охранник промзоны. Сторож стал ругаться. Но я прикинулся дурачком и ответил: думал, это кнопка, чтобы дверь отрыть, как в домофоне. Сторож стал орать ещё больше, охранник же спокойно позвонил пожарным и отменил аварийный выезд. Начальника оштрафовали за ложный вызов, а меня погнали.
− Неприятная история.
− Обидно, что сделано специально. Просто загрузить работой, чтобы не дать уйти, просто спрятаться, когда я искал сторожа, просто подставить. Не с сигнализацией, к чему-нибудь другому придрались бы. Ну такое, вот, наплевательское отношение к человеку.
− Да-да. Горе ничем не компенсировать, горечь обиды не вырвать из сердца. Но всё сходится на том, что есть люди, о которых можно вытирать ноги, такие маленькие люди, а есть…
− Я не людишка! Слышите, господа? Я человек без гнильцы, как многие, и без этого шлейфа плохих поступков, которые тянутся за большинством.
− Верно подмечено, многострадальный вы наш слушатель! – звук по мере разговора становился громче и громче сам собой.
Я не могла больше выносить. Я всё поняла. Продолжается промывка мозгов, мозгоправка. Пока шёл разговор, я переоделась, и, не дослушав, что там верно подмечено, вышла из дома, впервые не прихватив никакого мусора, потому что его просто не накопилось за день.
Но до меня долетали слова, о «верно подмечено». По кринжовому радио просто пестовали слабаков, сквозила мысль, что все люди братья. А люди далеко не братья. Одни с гнилым стержнем почему-то считают себя лучше других, бедных, ответственных работящих и честных. Тьфу. Надоело. Идиллия ничего общего не имеющая с реальностью. В жизни может выжить сильный, кто ноет и жалуется – самые отвратительные люди, они выносят мозг другим. Любой человек может поныть, но не каждый себе это позволяет, он уважает окружающих и не хочет грузить дежурными историями-обидками…
В Веретенце менялась погода, город напоминал гигантский котёл, который висит над сырым хворостом… испарения шли повсюду, я успокоилась и перестала нервничать, когда отошла на очень приличное расстояние от дома. Я позвонила маме, мы долго с ней болтали, я рассказывала, какие у меня планы по плитке и обоям, мама советовала всё фотографировать и слать тёте Свете, чтобы ошибка не пошла гулять по всем стенам. Но я не хотела ничего слать. Ещё до приезда Сени меня почему то не покидала мысль, а точнее я прочла её в своих книгах, где страницы сами меняли текст, что муж её пропал именно потому, что напал на мою маму, и что бабушка приезжала к нам домой не просто навестить молодожёнов и их личинку – она знала что тёти-Светин муж причастен к тому нападению. И у меня тогда всё сходилось. По папиному утверждению бабушка продала душу дьяволу. Но можно ли оборотня-электрика, вправляющего дебилам мозги, назвать таковым? Пропал муж тёти Светы много позже, чем приезжала бабушка. Но время для адгезийцев – не главное, оно у них вечное, поэтому вопрос времени для них не стоит, он важен для тех, кого они решат наказать или припугнуть, как меня.
Я обошла ухающий испарениями Веретенец по кругу, всё ещё злилась на всех: на бабушку, на Сеню, на отца Сени, а больше всего на Зину, которая всё-таки украла у бабушки драгоценности. Как бы они нам сейчас с мамой пригодились.
− Мальва! – кто-то шёпотом окликнул меня.
Я обернулась.
− Мальва!
Обычно на лужайке гуляла белая собака, большая такая, очень красивая, с китайской мордочкой. И сейчас она с хозяином на зелёном пятачке скакала. Я знала: хозяин, парень лет двадцати пяти, ждёт свою жену – она пошла в аптеку через дорогу, я их часто видела.
− Ваш знакомый тот … − парень замялся. Он был хороший, я давно это поняла. Ну с таким собакеном человек и не может быть плохим. – Он что-то мычит и руками машет.
− Да, да. Он из нашего подъезда.
− Вы его ищите?
− Да-да. Мама волнуется. Попросила найти. Нет. Он и сам дорогу находит, но иногда… вот. – блеяла я.
Я пошла через лужайку к Смерчу. Собака на меня зарычала, хотя раньше всегда безучастно на меня реагировала.
− Она вас приревновала, – извинился парень.
− Фууу. Смерч! Ну, что ты кричишь-то, людей и собак пугаешь?
Смерч махал руками, указывая на лавку где-то далеко, он повторял и повторял: «Лавка-лавка».