Я не заметила, когда солнце скрылось, каркали в надрыв вороны, после зачирикали птахи. Наверное, с деревьев капают капли, искрясь на солнце, предположила я, по идее надо встать и пройти к Сене. Надо рассказать ему, что капля на листе дерева – это тоже адгезия, надо рассказать. Запикал телефон. Сеня спрашивал, сплю ли я, я ответила, что нет. Тогда он позвонил почему-то, вместо того чтобы зайти. Да и шорохов из соседней комнаты я не слышала. Я взяла трубку.
− Ты как?
− Совсем уже: из соседней комнаты звонишь?
− Звоню так рано, волнуюсь: ключи оставил на столе, вход шкафами загородил. Ты закройся.
− Стоп Сень. Ты уехал?
− Ну да. Как рассвело. Я не стал тебя будить.
− Сень! Но зачем так рано.
− Мальв! Вот веришь, я бы не стал, мы бы с тобой позавтракали. Я что-то волнуюсь. Папа с вечера сообщения странные кидает, то ли выпил, то ли совсем свихнулся.
− В смысле?
− Прощения просит, ноет, чтобы я вернулся, как можно быстрее. Я испугался: что-то случилось? Он уверяет: всё норм.
− Сень – я хотела сказать, точнее повторить, что его отец вчера был здесь, но почему-то не смогла. И не то чтобы мне рот затыкали, как уже случалось на адгезийской территории (наш дом – это их территория). Просто я сама передумала.
− Я ещё приеду, Мальв.
− Можешь не приезжать. Я справлюсь. Спасибо.
− Вытяжки повесить, шкафчики оттащить обратно, убраться. Ты когда будешь вызывать газовщиков?
− Всё. У меня обои и плитка. Я не думаю так далеко вперёд.
Ключи! Я зашла в комнату. Ключи лежали. В три шага я скакнула в прихожую – чем быстрее, тем меньше страхов. Вход заставлен стеллажами плотно – Сеня постарался, и как я не услышала, когда он пришёл и уехал − я же тут, здесь… Пришлось их отодвигать и запирать дверь. Отлично. Можно завтракать и не думать о походе в магазин. Сеня купил мне кукурузные хлопья, целый мешок, ещё холодец и творог – это я засунула в холодос – знает, что я люблю. Я просидела на диване до сумерек, к окнам не подходила, я пила чай, сидела и слушала радио, но оно болтало про маски, перчатки и будущие выборы в Белоруссии, о налогах, и ещё о школе – как в неё возвращаться в сентябре, как заставлять детей носить маски. Мне аж приплохело. Звонила мама. Я сказала, что всё нормально, что приезжал Сеня, помог вычистить вытяжки, купил еды. Сказала, что я не выходила. Мама рассказала, что ей писал вчера через родительский чат отец Сени, он собирался его забрать. Я ответила, что так и вышло. Ну а что я ещё могла сказать-рассказать? К вечеру испугалась передачи политика, который пришёл в студию радио и всё болтал про негров и их зверства, хоть бы что ли адгезийское радио, или бабушкины песни про четырнадцать человек геологов, которые открыли месторождение и в них влюбились девушки, но геологи уехали открывать следующее месторождение, а девушки остались…
Буквы на стене засветились, но тускло – ещё светло: «Прекрасной жизни! С чистой совестью!» Как на зоне, подумала я, в каком-то фильме я видела такой же почти транспарант на стене. Радио зашипело, политик сгинул из эфира.
− Добрый вечер дорогие наши адгезийцы!
− Привет! Привет! – я, честно!, захлопала в ладоши.
− Знаем-знаем, как некоторые рады нас слышать, а ещё больше рады, к нам не попадут. Но это не значит, что мы их не навестим. Всему своё время, господа, каждый получит по щам рано или поздно…
Интересно: для кого это говорится? Не мне же!
− Хочется затронуть тему впечатлений, реакцию на наших шутников-ведущих. Поговорим, о том удивительном послевкусии после наших всегда назидательных бесед, разговоров о высоком. Впрочем, иногда приходится трындеть и о низменном, в семье, извините, не без урода. Ну что же, адгезийцы иже им сочувствующие! Звоните, рассказывайте. Как всегда не просто так. Сегодня мы разыграем билеты…
Снова какой-нибудь концерт неутомимой вечной музыки Шопена или Вагнера…
− Сегодня мы разыграем билеты в кино, на фильм ещё не вышедшей на экраны. Как известно в нашем адгезийском кинотеатре, в латунно-мельхиоровой комнате, всегда можно увидеть картину раньше, чем где либо ещё. Как хорошо, адгезийцы, что открылись кинотеатры. Как это прекрасно для мира рода людского, ну и приматы сюда примкнули − что ж поделать, если много среди нас ещё приматов, и даже крыс, иногда игуан. Все мы немного змеюки…
Ну надо же! Киношки открылись, а по обычному радио весь день ни слова.
Я продолжа тупить, я не хотела думать, вспоминать ужасы прошедшей ночи. Но они лезли в голову. Единственный плюс – впервые не показалась эта Зина. Но если брать во внимание тот факт, что я попала в какое-то кринжовое королевство и даже вроде бы слышала бабушку, то Зине вход явно туда закрыт, с её-то шваброй, старческим слабоумием и болезненной озверелостью. Место ей где-нибудь в избушке на курьих ножках, а не в смелых интерьерах, пусть и лольских, то есть лол-интерьерах от неудачливых дизайнеров среды. Причём − я сколько раз рассуждала на тему Зины – она же в жизни славилась елейным пресмыкательством, а поди ж ты – бабушка на дух её не переносила.