Адгезийская комедия

Я потратила на очухивание вместо двух часов тридцать минут, выпила чай за пять минут – как во времена тренировок, и пошла на утреннюю треню бррр… рабочее место. Хватит скоблить стену. Я развела раствор погуще, чтоб побыстрее сох и стала штукатурить на кухне стены над плиткой… В стену кто-то постучал. Но я не обращала внимания, мне надо было выровнять стену и перейти в комнаты к обоям. Я работала, раствор в ведре сокращался. Это были остатки шпатлёвки, последний раствор, больше смеси не было. Всё. Скоро будет готово, я взяла в руки уголок – самые большие впадины были как раз на изломе стены, всё эти изломы, выступы и вступы я фиксировала алюминиевыми уголками – очень удобно… В дверь позвонили. Я открыла, думала, вдруг Сеня, он не обещал, но он любитель сюрпризов. Не знаю почему я открыла, не спросив − наверное потому что мне стало после этой ночи жутко и одиноко и побыстрее хотелось поделиться с Сеней. Передо мной стоял внук Зины. В костюмчике в облипку. костюмчик с дешёвым, таким, стеклянным блеском.

− Вы знаете который час? – зашипел он, показывая мне запястье с часами.

− Часами решил похвалиться? Фуфло твои часы.

Чёрт! Я совсем забыла, что они тут борются за тишину. Но я и не шумела − ну скребла немного шпателем, мне надо, у меня план тренировок брр поклейки обоев, мне надо, чтобы сохло, пока обои клею, а дальше стену покрасить на кухне. На кухне меня дожидался недолепленный угол, висящий на честном слове. Хорошо хоть раствор шпатлёвки не густел с каждой минутой, он же финишный. Мне, честно, стало смешно. Скребла я не громко, тихо, ну такие скребки, от которых не проснётся даже самый психованный ребёнок на свете.

− Полицию вызвать?

− Вызывайте. – Вот он испугал. Да мы с мамой по карантинной весне два раза в эту полицию приезжали, когда оказалось, что у нас жили воры и мошенники.

− Ты мне тут хамить будешь? Не пожалей! − осклабился внук Зины.

− Ты полицию-то вызывай, вызывай, я жду. Чё не вызываешь? − я потеряла над собой контроль, мне надоело прикидываться послушной и извиняющейся. У меня сроки, у меня скоро бассейн откроют, а ещё мазок на ковид, пока, увы, не могу записаться – нет мест, не успеваю утром схватить запись – интернет еле тащит здесь.

− Вызову!

− Вызывай!

− Я сам там работаю!

− Да что ты?!

Он явно врал. Весь его костюмчик, суетливое шептание, всё его раболепие перед женой, в которой всё достоинство − худосочность и большие глаза, показывало, что он обычная офисная шестёрка подай-принеси, что, в общем-то, по нашему времени и неплохо, поди ещё устройся.

− Сам воришка, − сказала я, пока он переваривал и соображал, что делать.

− Кто воришка? − он больше не шептал.

Я хотела захлопнуть дверь, но не тут-то было, он подставил ногу, я её пыталась больно прищемить.

− Сама напросилась – сказал он, он тянул за дверь и был сильнее меня. Вряд ли он перетянул бы, если бы я была в форме, но на хлебцах-то сил не много осталось. Я испугалась: он меня сейчас прибьёт.

− Ты, вы, ты с Зиной убили мою бабушку! – заорала я, пытаясь закрыть дверь. – Полицией ты мне угрожаешь, да?, ты − мне?! − Не знаю, как это вышло, за полсеки до я не собиралась не то, что кричать, даже думать о таком.

Он отпустил дверь, я захлопнула её, и вдруг поняла, что прищемляю что-то мягкое. Хвост! Толстый жирный кончик, как ножом отрезанный, шевелился в агонии.

Я с ужасом распахнула дверь. Внук Зины улепётывал от меня по тамбуру. Хвост не волочился за ним, а юркал, точь-в-точь, как у ящерицы, но ящерицы-мутанта-гиганта. Одним рывком я вынула ключи из замка, побежала по тамбуру, вышла на лестничную клетку. Внук Зины садился в лифт.

Не знаю как, но я понеслась вниз по ступеням на бешено нереальной скорости – я летела. Когда я выскочила с последнего пролёта, он быстрым семенящим шагом проходил мимо почтовых ящиков, то есть был в трёх шагах от меня. Он рванул от меня, я − за ним. Да уж, в таких узеньких брючках нелегко нарастит скорость, не то, что я – в мягких удобных шортах-трусах. Во мне проснулся охотничий дух, как всегда во время противостояния на суше или в воде. У лифта – камера; единственное скрытое место − между входной дверью и дверью предбанника − во многих подъездах такой маленький предбанник, везде, кроме хрущёвок – проверьте, наверняка и у вас такой есть. Предбанник загораживает от камер, а камера на улице, встроенная в домофон, − именно что на улице. Я схватила внука Зины за шкирку костюмчика за миг до того, как он нажал кнопку домофона, домофон – просто спаситель, пропищал и заткнулся. Внук Зины обернулся испуганно. Я уже трясла его за шкирняк. Не владея собой, я заехала ему в лицо, ещё и ещё. Он не отвечал почему-то, он закрывал лицо руками, и я колотила его по голове и коленями в живот и ниже, сори, в пуговицу на его костюме, я чувствовала только холод этой дешёвой пустышки-пуговицы. Я ещё умудрялась приговаривать что-то о том, что они воры и что это я вызову полицию, если он ещё хоть раз зайдёт в мою квартиру по копиям, снятым с моих ключей.

− Мальва! Сзади! – чистый, резкий, без блеяния голос Смерча.