− Вы – другой мир, я не утверждаю, что вас нет. Вы есть – это факт. Но вы не всесильны! Вы больше сон, больше мысль, если хотите. Вы из слов, хоть и мучаете меня, бьёте, но с помощью кого-то или чего-то другого: тряпок и не тряпок и людей-нелюдей.
− То есть мешок на голову – это не мы?
− А чполы? Они как камерыувас. Вы же впускаете их в комнату, когда захотите?
− Совсем нет, но спорить не стану.
− Наслали Зину – шваброй меня побила, дальше утопить хотела, дальше вены резала, но шрамов нет, потому что – сон, − я гордо выставила вперёд запястья и обомлела: на запястьях под жёлтым светом абажура темнели уродливые шрамы…
− Ты забыла о море и своём возлюбленном, − пыхнул трубкой сухонький.
− Он не мой возлюбленный, − обозлилась я, и сердце заныло от обиды.
− Ну – как знаешь: не твой, так не твой.
Я перепугалась, хотела признаться, крикнуть, что Кирилл – мой, просто от злости я так сказала, но барон жестом остановил меня.
− Хотелось на тебя посмотреть, Мальвина, просто посмотреть. А теперь возвращайся в квартиру сама. Что-то не хочется тебя переносить.
− Вы говорите как пылесос-начальник, вы командуете!− я попыталась всё свести к шутке.
Он перестал попыхивать трубкой, резко встал из-за стола – корчащиеся насекомые покатились по клеёнке в неведомые дали, в бездну пространства под столом. Барон встал лицом к плите, ко мне получалось что боком – синие языки из конфорок стали удлиняться, окутывать его, полумёртвые насекомые оказывается никуда не упали − как намагниченные выстроились в такой язык или хвост, повисший в воздухе. Вот чёрный след из насекомых разного калибра потянулся к барону. Силуэт барона окутался синим пламенем и дымкой из насекомых, мне казалось, что на спине у барона – крыло, такое малярное крыло-пластмасска, но чёрное, а не белое. Крыло хлопало. Барон весь был в чёрной одежде, он таял на глазах, как чернокнижник из любимого маминого фильма. Он растворился или сгорел.
Всё было по-прежнему: за мной – два молчаливых стражника – огненный и тёмный, передо мной − стол, покрытый клеёнкой. Ни одного насекомого не падало, несколько особей кружились вокруг лампы и всё.
Сейчас меня сожрут эти двое. Я просто дико боялась и тряслась.
− Нет. Мы не едим детей, – сказал огненный. – Барон оказал тебе такую любезность, поговорил, показался, а ты…
− Ты даже не поняла, какой чести удостоена! – закричал вдруг молчаливый. – Ты – абсолютно неблагодарная, злая, недалёкая! Ты… ты… − и тёмный стражник заплакал.
Я тоже разревелась. Стало как-то обидно, что такой короткий разговор, что я сказала совсем не то, что хотела.
− Но ведь Адгезия не всемогуща. Я сказала правду! Я сказала то, что думаю!
− Никому не нужна здесь твоя правда, – вздохнул огненный и развёл руки. – Барон хотел пообщаться, чаю испить, а не слышать правду. Тут и без тебя правды навалом. Вся Адгезия на уровне субсистенции, а ещё ты со своими избитыми забитыми хрестоматиями-истинами-штамповками. Как же ты ошибаешься, как ошибаешься. Но! Ничего не попишешь! В путь! Хоть нас и не ждут великие дела, но путь на этот раз окажется долгим. Если барон сгорел, ничего хорошего ждать не приходится.
− Очень долгим, − эхом вторил тёмный.
− В смысле? Вы меня на оцинковку, что ли, оттащите?
− Да домой мы тебя проводим, чудище. Что за глупые создания эти девочки. Сколько не говори: «в смысле» да «в смысле», ума-то не прибавится. Позоришь предка. Я бы на его месте ещё раньше выпилился из разговора, вот что значит титул, происхождение и воспитание – терпел тебя столько…
− Ну хор. Пошли тогда скорее. В квартире много дел после главных дел: надо доводить до ума, прибивать полки… − я ещё долго болтала о ремонте, мне было обидно, что так получилось, что я неуважительно отнеслась к барону. А ведь он так нас с Сеней выручил, когда разъярённый Сенин отец притащился в квартиру. Что я стала сейчас высказывать-то ему? Зачем?
На дворе поскуливал лохматый пёс Инны Иннокентьевны, он снова не узнал меня, не рванул как обыкновенно он сигал из подъезда, он скулил и, казалось, жаловался.
− Потерпи, друг, скоро уже, скоро! – сказал псу огненный, и пёс сразу замолчал.
Мы шли по поселковой улице. Песок скрипел под кроссовками. Как великаны вверх убегали редкие фонари. Вокруг – коттеджи, старые домишки нигде больше не виднелись.
− Мы идём аккурат по приискам. Ты же знаешь, что здесь при Иване Грозном были разработаны первые месторождения? – сказал молчаливый.
− То есть, мы у Арсентия на даче?
− Не совсем. Мы «под», – показал большой палец вниз молчаливый.
− Не поняла, − чуть не сказала « в смысле».
− Первые рудники, медные рудники. Нам до поверхности долго, всё вверх и вверх, ты забыла, что живёшь в городе метростроевцев и буровых установок? Ну так барон решил напомнить!