Адгезийская комедия

− В книге вычитала про стопорящую гайку? – спокойно спросил сухонький и закурил трубку огнивом. Я уставилась на огниво, я первый раз видела его наяву, а не в фильме, ну… почти наяву.

− Нам уйти, господин барон? – Всё-таки стражники не бросили меня у двери, а бесшумно, как тени, сопровождали.

− Нет. Строптивая девочка. Убежит.

− Но она в тапках наших.

− Пусть. Они ей ещё пригодятся. А вы сторожите. Принцесса у нас всем принцессам даст прикурить, − и сухонький пыхнул трубкой, как старый моряк.

− От вас убежишь, как же, − я отодвинула какой-то удивительно лёгкий стул и села за стол, уставившись в насекомых и «бегающую» между ними чполу.

− Нравится чполка-то?

− В смысле?

− Мальвина! Ты со смыслами реально достала, − сказал «господин барон». – То «хор», то «ок», но «смыслы» просто невыносимы!

− А символы выносимы? – взбесилась я: что он пристаёт-то не по делу?! Как стишатами своими подгружать так что мозг взорвался, так ничего.

− Предъявы твои, Мальва, просто смешны, – сказал сухонький барон. – Лучше бы книжки, что ли, чаще читала, а не передразнивала тех, кто в палате пересказывает их содержание.

− Я так понимаю, вы на это больше всего обиделись? На дочку тренера, а она по блату с нами в лагеря ездила!

− Ерунду не болтай. Обижаться – не про нас, а про вас.

− Вы на памятник совсем не похожи, − сказала я. Мне не хотелось вспоминать Гневковскую здесь, в этом странном и спокойном месте.

− От памятника никто похожести не требует, когда высечен он по парадному портрету. Портрет был – ложь. Как у вас говорят – «фотошоп»?

− Вообще-то да.

Перед бароном лежал на столе лист. Я не сразу, но узнала – страница книги, которую я в детстве выдрала.

− Нехорошо книжки портить.

− Я была ребёнком.

− И что? Раз ребёнок можно портить? Нет, девочка, нельзя.

− А я, между прочим, испугалась страшной картинки. Не знаете к чему привязаться, так и скажите. Вы из меня сделали монстра какого-то.

− Ничего не делали. Напомнили. Проучили. Пошутили. Ради твоей же пользы, − дым всё больше обволакивал моего предка.

− Просто вам хочется поглумиться.

− Спорить не буду. Человек должен до всего дойти сам, не правда ли? – вот они всегда так, адгезийцы, говорят о своём, и по радио тоже, и когда Сенин отец приезжал…

− Ага: дойти сам. Мне ваши Горбуши, Неживые и Полеи всё время теперь мерещатся. Постоянно мерещатся. Клею обои, а они – вроде как на диване рядом сидят. И молчат…

− Дальше – хуже будет. На смертном одре и то не забудешь.

Видно у меня стал такой испуганный вид, что барон поспешил оправдаться:

− Ну тебе ж было сказано: мы – катализатор.

− Привязались.

− Ты прекрасно понимаешь, почему; мы желаем тебе исключительно добра. – Он уговаривал терпеливо, объяснял так спокойно, безэмоционально абсолютно, бубнил.

− Вы тут живёте? – я решила как та сумасшедшая девочка из кроличьей норы вести светскую беседу.

− Обитаем. Просто хотелось увидеть тебя напоследок. Хочешь вернуться?

− Вы всегда, когда хотите, тогда меня закидываете обратно. Вы сон, − убеждала я больше саму себя – плита-то грела немилосердно, на террасе становилось жарко.

− А ещё мы − за забором, как ты изволила выразиться. Ну что ж…

Мошкара всё летела и летела на абажур. Обожженные насекомые всё прибавлялась, куча копошилась, насекомые погибали в муках. Подмигивающая глумливая чпола пропала, может она оказалась погребена под всё падающими и падающими как дождь, как град, мошками и комарами-неудачниками. Но чпола – волшебна, а значит везунчик, она не может погибнуть так бесславно. Только я подумала об этом и чпола выпрыгнула из живой кучи насекомовидных тел, вылетела как пуля, подпрыгнула как мячик. И захихикала, пролетев мимо, специально коснувшись щеки – они так и в квартире делали, чем раздражали меня, выбешивали. Я вдруг вспомнила мелкого пацана из лагеря. Он так выл, когда сверчка, обитающего под душевой кабиной, парализовали пшикалкой от комаров. Сверчок реально мешал спать стрекотанием, мы и попросили у пацанчика пшикалку. Сейчас бы у того пацана случился припадок от жалости к бабочкам, летящим к свету.

− Ну что ж, Мальвина, прощай!

− Почему «прощай»? − я сказала из вежливости, я очень обрадовалась, что больше никогда меня не станут тащить в эту странную избушку. – Я на вас зла не держу.

− Ну ещё бы. Ты бы спросила, держу ли я на тебя зло.

− А вы держите?

− А ты как думаешь? – барон поднял на меня глаза и стрельнул сквозь табачный дым как лазером в звёздных войнах. Во всяком случае, мне почему-то стало жутко стыдно. Я чувствовала, как заливалась краской − вся кровь, по-моему, притекла к лицу, все семь литров!

− Помни: Адгезия всегда с тобой, она всё видит. Мы не отпустим тебя никогда! Помни это!

− Извините, − я положила руку на сердце. – Я вас очень уважаю. И вырвала я страницу не с вами, а с тем другим, с чёртом лысым в сапогах. Он своим следом пол весь портит.

Барон кивнул: мол, знаю, зачем это сотрясание воздуха? Я продолжила: