Адгезийская комедия

− Это классика. Это случается. Мальвина! Не волнуйся. Ты должны улыбаться и цвести. А ты – в косынке как старушка. Хватит разговоров. За дело! – и дядя Вася удалился на балкон опять курить.

Я посмотрела в нишу стены, поднявшись на табуретку, посветила мобильником. С той стороны пространство и кирпич соседей. Нескольких кирпичей нет, вместо них сереет раствор. Значит, проламывали стену, если что и прятала там бабушка (а скорее всего прятала!), то забрали. Всё. Это конец.

В дверь пронзительно звонили. Я резко распахнула дверь. Катя. Я зло зыркнула.

− Вы курите?

− Курим, − ответила я и захлопнула дверь.

Но Катя растрезвонилась снова. У меня заложило уши от старого бабушкиного звонка.

Я распахнула дверь и сказала:

− Что вам надо?

− Мне надо, чтобы вы бросили курить.

− А вот это вам не надо? – я схватила обалдевшую Катю за руку и потащила на кухню. Я была разъярена. Катя морщила носик, размахивая перед собой ладонями-граблями, сопротивлялась, но мне помог Сеня.

− Я вызову полицию! Это насилие! У меня ребёнок дома один!

Но я была зла.

− А что ты шляешься тогда к нам, бросаешь ребёнка, а? Вы тут копались в стене, у меня стена рухнула. Я тоже вызову полицию, и Алексея Алексеевича.

Вышел и дядя Вася с новой незажжённой сигаретой в руке:

− Я Василий. Дядя Вася. А вы что-то прятали в стену, девушка-соседка? Протокол по-любому будем составлять.

Катя изменилась в лице, заулыбалась, и стала пялиться невинными глазами-блюдцами:

− Ой! Как красиво! Какой у вас ремонт!

Долго она всё хвалила, а мы слушали лицемерное чирикание. Дядя Вася пристально смотрел, он сунул сигарету в рот, щёлкнул нервно зажигалкой, закурил, выдохнул дым и прервал этот елейный поток.

− Такое случается. Адгезия, вес, старый дом из красного кирпича… Допустим, что у вас тоже была полка и она тоже так же упала. Вы говорите от грибка стен?

− Да, да, стены поражены. Плесенью-плесенью. Адгезия? – спросила резко перестав улыбаться Катя, она старательно сморщила носик. – Знакомое слово, не вспомню, где слышала.

− Вы же говорили, что дизайнер помещений. Адгезия – это сцепление. – еле сдерживаясь, и поэтому чересчур медленно, пояснила я.

− Ах, да. Именно! – Катя снова открыла рот, чтобы залиться соловьём.

− У вас претензии к девушке есть? – сухо спросил дядя Вася.

− Нет, − подобострастно вылупилась Катя.

Я внимательно и зло смотрела на неё. Да уж. Я-то скелет, а она, от природы худосочная, превратилась за этот месяц просто в тень. Не похоже на то, что они нашли что-то за стеной. Во всяком случай, вид у неё был такой же несчастный как у меня.

Катя отступала спиной по коридору, я вышла вместе с ней, сорвала с двери объявление про «убирать за собой». Я хотела смять бумажку, бросить ей в лицо или заставить приклеить на собственную дверь, а потом заявить, чтобы она сама мыла коридор, ещё собиралась высказать всё о её муже, припомнить и смерть бабушки, и ключи, с которых они скорее всего сделали копию и шлялись тут − хотела сказать, что они постоянно рыскали в моей квартире, пока я выходила в магазин или на прогулку, но в последний момент сказала совсем другое:

− Я сегодня уеду. Постараюсь успеть помыть тамбур.

Катя растерянно и испуганно смотрела на меня, скрылась за своей дверью, тихо её прикрыв.

Позже, отойдя от шока, я решила, что она гениальная актриса, но тогда я поверила в её испуг и растерянность. Объявление я выбросила вместе с кусками обрушившегося кирпича. Да уж, по всей видимости, мы проиграли обе.

Дядя Вася поехал за фанерой, досками, болтами и гвоздями. Чтоб уж намертво прикрепить к остаткам стены, − объяснил он. Мы убирали обрушавшуюся стену. В принципе не такой уж большой участок обрушился, просто пошли трещины вниз от места, где были дюбеля и вывалился кусок стены. У меня слёзы подкатывали к горлу. Я вспомнила книгу, которую кто-то взял в лагерь и читал, там было междустенье и целый мир с маньяком и стаями колибри, ну и понятно с глупой девочкой, куда ж без девочки. Я подумала, что наверное этот писатель нашёл в стене бабушкин клад и естественно мир для него стал нереальным, а место, где лежали сокровища – единственно возможной реальностью, как аксиома. То есть: до этого нереальный мир, мир несуществующий стал реален. Моё междустенье зияло дырой, обида дырявила душу, как ямы от дюбелей стену, надежда треснула и провалилась в бездонье, её просто не стало, было − и нет. Вывалился кусок меня. Навсегда! Опоздали.

− Сосед боялся, когда я скребла эту стену, он боялся что всплывёт то что они латали свою стену, а значит лазили в междустенье… − бормотала я.

− Откуда ты знаешь, что они забрали из стены? Неужели твоя хрупкая бабушка смогла бы замуровать сокровища в стену? − Тролль тут как тут. Развалился в нише в своём жабо, держит на пузе сломанную магнитолу. Отлично. Замурую их адскую радиосвязь.

− Металлоискателем всё уловили и забрали! – жаловалась я.

− Но цемент, замазка, старый. Сказал же дядя Вася.

− Это специально. Они следили. Они обыскали всё и везде, они специально состарили раствор замазки. Наша квартира превратилась в проходной двор!

− Мальвина! Мания какая-то!