Адгезийская комедия

− Не люди, а воры. Все тут всё знают, кто-то всё это выкрал!

− Ой да кому это нужно! − Тролль становился мелкий на глазах.

− Разлёгся в нише, в пустоте. Лежи-лежи, замурую тебя на прощание, нафуфыренный гад!

− Чё б мне не фуфыриться-то? Чисто, соскоблено, выпылесошено от души. Ни тараканов – их в подвале потравили, ни опарышей – чулков-то нет, ни червей, ни вшей – вши у людей, у троллей блохи, ни клопов – клопы в постели, тут же камень и цемент, цемент и камень. Могу я очаровать очаровательную Мальвину, нашу новоявленную Нефертити?

Вот сволочь-то, издевается. Может, адгезийцы вшами-то и заразили?

− Никаких вошек не предвиделось, мы просто пошутили. Чтобы ты нам больше нравилась. У нас же свой вкус, свои у нас каноны и идеалы.

Врёт, приписывает себе, лишь бы убедить во всесильности.

− Но клопов-то тоже не было. Погляди на свою покусанную ногу.

Я осторожно закрутила штанину – икра абсолютно чистая, ни какой сыпи! Наверное. прошла!

− Нет дорогая. Мы с клопами тоже пошутили. Ну так в отместку сама знаешь за что.

Конечно знаю, я ж заявила барону, что они в нашем мире никто и звать их никак…

− Мы в расчёте и признаюсь: я очарован тобой.

− Мной не надо очаровываться, мы и так с тобой друзья, – сказала я зло и почему-то вслух.

− Я знал, необязательно об этом говорить.

Сеня вернулся с балкона (на балконе всё-таки ловило сеть, он смотрел в телефоне, что можно сделать со стеной), стал собирать куски стены в мешок, подметать, украдкой следил за мной.

Сейчас скажу: я не тебе это говорила, а он решит что я ку-ку. Пусть. Пусть Сеня обижается. А троллю полный игнор. Он гад. Раньше я почти всегда радовалась троллю. Он появлялся в подходящий момент, когда у меня вопросы, когда надо помочь, выслушать, позволял мне выговориться, а здесь появился поиздеваться.

− Я не виноват в золотой лихорадке.

Я отвечала про себя:

« Сам золотая лихорадка. На перстни свои глянь. Но волосатые пальцы-колбаски золото не спасёт».

− Я ничем помочь не могу. Ты думать не о чём не можешь.

«А ты вообще ни о чём думать не можешь».

− Такой момент, а ты…

«Какой ещё момент? Уборка мусора – это момент?»

− Или ты Арсентия стесняешься? Нет, ты не девушка, ты какой-то ремонтник поражённый золотой лихорадкой.

«Заело тебя, урод».

Я молча вычищала стену. Кроль никто. Для меня его нет.

− Молчи, молчи – за умную сойдёшь. Бабушка твоя умерла дома. Вас никого не было. Вам никто не позвонил, отомкнули дверь ключом из её портмоне. Отгадай с трёх раз, сколько народу побывало в квартире…

«Гад. Нам быстро сообщили, Зина!»

− Ага, ага. Появились вы, когда портрет бабушки висел в холле на первом этаже и утопал в цветах. Всё у вас стащили, всё! – тролль перевернулся со спины, вскочил на четвереньки.

Скорей бы дядя Вася вернулся и замуровал эту стену! Как опарыш, гигантский опарыш в жабо ползает глупый тролль. Нет: как волосатый опарыш.

− А ты лысый опарыш.

«Можешь стрелки переводить, мозгов – ноль».

− У меня может и ноль, а ты два плюс два сложить не можешь! – Тролль уже сидел на табурете. Сеня как раз вышел оттаскивать мешки на улицу.

− То есть?

Тролль абсолютно нормального роста, он на глазах превращался в красвчика-принца, мою недосягаемую, ну… не любовь кончено, но такую диснеевскую мечту любой девочки.

− Вот тебе и «то есть». Идёт большая охота, а ты ушами хлопаешь… глупая девочка… глупенькая… лысенькая девочка. Как говорили в детстве твоего строптивого папы (при этом принц холодно оскалился): обманули дурака на четыре кулака.

− Так говорили в мульте про Шапокляк, эй!

Но принц стал растворяться у окна, последние его слова про кулаки и дураков звучали еле различимо. Тело и магнитола тоже растворялись:

− Эуч! Оставь радио-то!

− Не забудь повесить карнизы и нацепить гардины, сори, занавески… Поручи комнаты своему холопу Арсе-енти-ию…

Сам ты холоп, зло подумала я, прихвостень адгезийский, смазливый воришка, а ещё принц. Как только я могла подумать, в сотый раз негодовала и поражалась на свою глупость, как мне в голову-то могло прийти, что этот паяц и клоун может быть тем в ботфортах – абсолютно ясно, что людей в Адгезии нет.

Глава тринадцатая. Зашторенный поцелуй

− Всё. Убрали. Молодчинки, – похвалил дядя Вася, как будто мы с Сеней недотёпы из школы дураков. Они с Сеней перетащили от машины доски и панели. – Мама хвалила тебя. Занимайся занавесом.

− Занавесками, дядя Вась, − рассмеялась я. – Занавес в театре же.

− Судя по развешанным и упаденным полкам, сможете с карнизами совладать? – дядя Вася шутил, он старался как мог, чтобы я не отчаивалась. Всё-таки не зря мама его выручила, вот теперь он нас выручает.

− Да-да, дядя Вася. – Мне с ним было легко, я была уверена, что он не адгезийский. Удивительные люди те, кто на позитиве, которые вселяют уверенность, это вам не адгезийцы − хитроумные опарыши: тюкают, пока недотюкают до комы. Ты лежишь час, три часа, сутки и приходишь в себя. Дядя Вася больше не курил, он шумел, сверлил, жужжал, вырезал и собирал.