Адгезийская комедия

Настольная лампа горела на столе, хотя я её не включала. Зачем-то я хотела включить верхний свет, но человек остановил меня:

− Не надо, Мальва. Люблю полумрак. Да и за окном ещё светло.

Папа Сени не знал, куда подасться. Он стоял тут же, около обёрнутого полиэтиленом шкафа-купе. Тут же стояла и табуретка. Я хотела предложить сесть, но, как уже было не раз, слова застряли у меня в горле.

− Мы встречались с вами, извините за фамильярность, − улыбался и подобострастно подкашливал папа Сени.

Я осмелилась посмотреть на человека в кресле. Человек молчал и пронзал, что называется, взглядом. Не в сапогах, какие-то ботиночки чуть мерцали, такие показывают в старых фильмах про гангстеров. Он был в костюме − старом, но не старинном… Он был без сапог, но это тот, в сапогах! У меня даже не было сомнения. Тот самый электрик, который топнул. Вы спросите: испугалась ли я? Нет. Я привыкла. Я верила, что вся чертовщина, а это явно была чертовщина, как-то связана с бабушкой. Я ждала бабушку. Я так боялась криков и разборок Сени с его поехавшим папашкой, что очень обрадовалась неизвестно откуда взявшемуся человеку без сапог. Единственное, что меня удивляло − Сеня не просыпался, сопел и даже похрапывал.

− Здравствуйте, вы, значит, извините, за фамильярность, Мальвиночкин дядя Вася?

− Да, дядя Вася, – человек двигал рукой покровительственно, как бы успокаивая – перстень мерцал в свете лампы. − Вы присаживайтесь, присаживайтесь. И ты, Мальва. – Мне не показалось: человек без сапог подмигнул мне.

Но я осталась стоять, перекатываясь в шлёпках с пятки на носок и обратно – приятное упражнение. Папа Сени сел на табурет.

− Я Константин Иваныч. Папа, вот, Сени. – Голос его просто лился елеем, стелился патокой как из кондитерского шприца в кондитерском ролике.

− И вы приехали за сыном? Сейчас он проснётся и сможете его забирать в целости и сохранности.

− Так можно разбудить?

− Да пожалуйста будите, только без рукоприкладства, а то знаете ли…

Отец Сени стал ворошить сына за плечо, говорить:

− Сеня вставай!

Но Сеня перевернулся на другой бок, а его отец плюхнулся обессиленный на табурет:

− Не нравится мне всё это.

− Что именно? – голос спокойный, но стальной.

− Да вот знаете ли. Как вас звать-величать по отчеству?

− Звать-величать не нас, а вас.

− Не понял, − папа Сени, я видела, был обижен.

− Ну так вас зовут, вы же официант…

− Да. Я официант, − с достоинством сказал папа Сени и приосанился. – Официант на самоизоляции. Мальвина! Я не могу понять, что с Сеней? Усыпили или таблеток наглотался?

− Вы не допускаете, что человек мог устать? Под ливнем ехал в утренних сумерках. Потом тут впахивал, знаете ли, вытяжки, черви – не шутка, грязная работа…

− Он помогал? Молодчина.

− Да вы не волнуйтесь, не волнуйтесь, − незнакомец покрутился в кресле несколько оборотов. – Давайте поболтаем с вами за жизнь. А то можете убираться в смысле уехать вам предпочтительнее. Сеня у нас переночует и сам вернётся, завтра утром.

Что-то нехорошее, ненормально-злое, психическое пробежало по гладкому лицу отца Сени:

− Нет уж, − резко, с вызовом.

− Боитесь подросткового секса, ну признайтесь?

Константин Иванович стал краснеть, даже пунцоветь. Это было заметно в полумраке. Он стал багроветь! Наверное, давление, как у нашего тренера, когда он орёт на мелких.

− Так я вас уверяю, они с Мальвой даже не целовались ни разу. Да Мальв?

− Угу, – сказала я и тоже покраснела.

− А вы откуда знаете? − раздражённо спросил папа Сени. – Бывают такие нервные люди, они говорят, а тебе уже становится плохо. В любой момент звездануть могут спокойно. Вот это точь-в-точь папа Сени, ну и я редко-редко, в исключительных случаях так могу себя вести…

− А что тут не знать-то? Дети на виду. Приличные люди.

− Вы не знаете, какие сейчас дети. За ними глаз да глаз нужен. Жуют, снюсы сосут, бухают, вейперят.

− Вы на девочку посмотрите. Она целый день как пчёлка, как пчёлка. Девочка трудяга. А вы ей отдохнуть не даёте даже вечером, даже вечером. У неё цель – ремонт. И она к ней идёт. То есть постепенно, планомерно занимается отделкой стенных и потолочных покрытий, соблюдая режимы высыхания и осуществляя с помощью грунтования и бетоконтакта надлежащую адгезию. Надлежащую, повторюсь, адгезию!

− Какая ещё адгезия? Зубы заговариваете! Начали с поцелуев, закончили адгезией.

− Лучше думать об адгезии, чем о поцелуях. Неправда ли, Мальва? – Ясно, человек в сапогах без сапог троллил меня. − Каждую секунду, каждую минуту! О разных ваших фантазиях, − незнакомец сделал такой лёгко-эротичный финт рукой в воздух, на его перчатке снова блеснули камни, − озабоченные думают. У детей множество других занятий. Вот звание мастера спорта, например, в технике баттерфляй.

− Ну знаете. Они не дети. Ваша Мальвина ещё миниатюрная. А мой – гиппопотам. И мой спинист! Мой выполнил!

− О! Это вы поняли, что он гиппопотам вчера? Когда он вам в репину заехал не по-детски?

− Он рассказал? Он хвалился, что отца родного избил.

− Один раз − ещё не избить. Он вам сдачи дал. И ещё раз сдачи даст. Дерзновенный юнец, дерзновенный…