Адгезийская комедия

Я переваривала происшествие, я думала, что круче, чем сегодняшний вечер не может быть ничего. Как же я ошибалась!

Я отказалась идти с Сеней за продуктами. Есть мне совсем не хотелось. Сеня побесился, сказал, что от меня и так уже осталось одна тень. Но я ответила, что завтра много работы, я – спать, а он пусть купит мне хлебцев и конфет. Я протянула Сене мусорку, куда мы выкинули червивые чулки и замасленную решётку для вытяжки. Сеня сказал:

− Давай выкинем мешки из пылесосов. Там тоже черви.

− Но у меня запасные дома.

− Давай тогда вытряхнем их и поставим на место.

− Сень! Не надо, пожалуйста. Только чисто стало, сейчас опять эта пыль. Завтра. Да и пылесос вряд ли теперь понадобится. Вот дождь закончился, жара наступает, может, стены наконец высохнут, обои поклею, плитку выложу, полы отскребу, и всё.

Я протянула Сене шокер – просто на всякий случай:

− Темно. Разные личности бродят, фонарей нет во дворе, только вдоль бульвара.

− Странные личности. Раньше ты всегда говорила фрики или ещё похуже.

Сеня ушёл. Я закрыла дверь и стала готовить кровать. Я просто удивляюсь на людей, наших жильцов. Один год у нас жили парень с девушкой и собакой. Предыдущую мебель всю подчистую вынесли те, кто жили до. И парень с девушкой купили эту огромную кровать. Широченная, тяжеленная. Я легла. Хоть полежать отдохнуть после странного визита. Телефон рядом. Сеня позвонит – я ему открою. Я заснула. Проснулась достаточно бодрой, прислушалась − тишина. Я заволновалась: час ночи, а Сеня так и не вернулся, я перезвонила Сене – телефон заработал в соседней комнате. Я перешагнула в свою комнату, временно ставшую Сениной, и буквально ослепла! Я попала совсем не в свою комнату. Я зажмурилась и снова открыла глаза. Я была в огромном, если не зале, то какой-нибудь гостиной из голливудского фильма. Очень старинной, с розовато-серыми лестницами, вывернутыми как будто наизнанку, по ним, наверное, невозможно подняться. Серые стены в картинах, белые потолки. Пусто.

− Вижу, вы почти не удивлены, наша любимая Мальва, − раздался тихий спокойный голос кончено же принадлежащий липовому электрику.

Я стояла и не оборачивалась. Я разглядывала помещение. Картины на стенах странные, мазня какая-то, в потолке неказистые люстры.

− Вот именно что неказистые, это вы верно заметили.

Тут по уродливой лестнице стал спускаться ко мне уродец.

− Обижаешь, Мальвина. Я не уродец.

− Ну рептилоид. Я в фильме видела. Там ужасы.

Рептилоид явно меня щадил. Уселся в откуда ни возьмись появившееся кресло. Тоже вполне себе уродское, шарообразное и кособокое.

Я стояла и старалась не смотреть на ящера в жабо, сюртучке и панталонах по-французски. Голова моя была абсолютно пуста.

− Невежливо стоять ко мне спиной, а к ящеру лицом,− раздался спокойный голос. – Но я не гордый, я сам передвинусь.

Рядом с рептилоидом возник абсолютно новый персонаж. А я-то думала – меня приветствовал мой электрик, красивый и статный, и голос тот же самый… Совершенно незаметный сухенький человечек, с чётко очерченными скулами, чем-то даже похожий на костлявого кощея из сказок. Сидел он в совершенно сказочном, абсолютно не подходящем к креслу ящера, витиевато-угловатом кресле-троне, с круглыми подлокотниками.

− Вы не тот? – сказала я разочарованно.

– Тот – это кто?

− Человек в сапогах или ботфортах. Его след в прихожей. Он топнул, и след навсегда, даже тряхнуло меня.

− Ну допустим, кто-то не топает и приходит лишь в твоё отсутствие, мда…

− Вы оборотень?

− Что именно ты подразумеваешь?

− Ну разные личины, разная внешность.

− А внутренность одна?

− А у вас есть внутренность?

− А почему нет? У тебя же есть.

− Но мне казалось, вы неживые, вы бредовые.

− Ну знаешь, додуматься надо − выдать такое, − отозвался рептилоид и погладил жабо. И вдруг я поняла, что рептилоид больше не с мордой бородавчатой и змеиной, а такой, ну что ли, принц, смазливый с волосами по плечи. Как в сказке.

− Вот, вот, − сказал сухонький ещё более проникновенным голосом. − Вот сказка меня больше устраивает, чем бред.

− И вовсе мы не бред, − отозвался принц. И я подумала, что как же внешность говорящего меняет достоверность его слов. Я не сводила с бывшего рептилоида глаз. – Понимаешь, Мальвина?

Я не понимала, но внимала красавцу. Он хорошел на глазах. А какое у него жабо, прозрачное, и вышивка − тонкая, и кружево − филигранное, и оборки волной, края аккуратно мережкой украшены…

− Мы тут как бы живём.

− Где? В бабушкиной квартире?

− Почему именно в квартире? Вообще в Веретенце, ну а дислокация − недалеко, должна же у подземных жителей быть дислокация или не должна?

− А вы подземные жители?

− Не дети подземелья, ясное дело, и в каком-то роде нежители, но всё же хочется иметь пристанище, вечное пристанище.

− Так кто вы? Черти?

− Ну, знаешь…

− Если по-простому, − перебил сухонький, − мы − посредники. Знаешь что это такое?

− Ну конечно. Мама как-то шила платье в салон. Так они накинули двести процентов поверх маминой цены. Двести!

− Продалось платье?

− Конечно. Вот вам и посредники.