Между тем на совещании воцарилось молчание. Казалось, все его участники пребывают в некоторой растерянности, не решаясь открыто оспорить предложение командующего Черноморским флотом, но и не испытывая особого энтузиазма от перспективы штурмовать американскую твердыню в лоб.
Чувствуя, что еще немного — и горячая голова Самсонова увлечет за собой остальных, я решил вмешаться. В конце концов, на карту была поставлена не только судьба предстоящего сражения, но и жизни множества русских космоморяков. А я слишком хорошо помнил, каково это — терять боевых товарищей в огне бессмысленной бойни. И теперь просто не мог допустить повторения трагедии.
— Могу я высказать свое мнение? — неожиданно для всех поинтересовался я, обращаясь напрямую к командующему эскадрой. В наступившей тишине мой голос прозвучал неожиданно громко и отчетливо, заставив остальных участников совещания вздрогнуть и обернуться.
Адмирал Дессе смерил меня долгим испытующим взглядом, словно пытаясь просчитать причины столь неожиданной инициативы его крестника. Дессе не хотел очередного моего конфликта с Самсонов. Но, в конце концов, все же кивнул, давая разрешение продолжать.
— Даже самое трусливое и безобидное создание в Галактике будет драться до последнего, если оно окажется загнанным в угол, без малейшего шанса на спасение, — с расстановкой произнес я, обводя глазами притихших адмиралов и капитанов. — Американцы сейчас напуганы и дезориентированы. Многие из них, не будь на то приказа, охотно сложили бы оружие и сдались на милость победителей…
Собравшиеся недоуменно зашушукались, гадая, к чему я клоню. Они никак не могли взять в толк, какое отношение рассуждения о повадках галактической фауны имеют к грядущему штурму. Но я невозмутимо продолжал развивать свою мысль:
— Однако незадолго до того, как противник укрылся за стенами своей крепости, адмирал Дессе, насколько мне известно, отдал недвусмысленный приказ «не брать пленных». И «янки» имели возможность лично увидеть, как он претворялся в жизнь во время нашего преследования их кораблей от Никополя-4. Так что теперь они отлично понимают: пощады ждать неоткуда. А значит, даже те из них, кто был бы не прочь сложить оружие, станут сражаться с удесятеренным фанатизмом обреченных. Ведь им больше нечего терять…
Сидящие за столом, начинали улавливать подтекст в моих рассуждениях. И правда, если задуматься, то намерение брать космическую крепость даже не штурмом, а простым наскоком и числом, начинало казаться опасным безрассудством.
— В условиях предстоящей тяжелой и кровопролитной схватки наши потери рискуют оказаться чудовищными, — безжалостно резюмировал я, глядя прямо в глаза адмиралу Дессе. — Ожесточение загнанного в ловушку неприятеля обернется для нас тысячами и тысячами напрасных жертв. Причем удар примут на себя не только корабли, но и наши абордажные команды, которые будут вынуждены зачищать каждый вымпел противника, как неприступную крепость. Готовы ли мы пожертвовать ими ради скорейшего завершения кампании?
В каюте повисла звенящая тишина. Все невольно поежились, представив себе безрадостные перспективы, которые сулил русской эскадре упрямый и прямолинейный метод адмирала Самсонова, который сейчас волком смотрел на меня из-под своих густых бровей.
— Я предлагаю альтернативный план. Во время атаки следует намеренно оставить экипажам Элизабет Уоррен небольшую «лазейку» для отступления. Нужно отвести наши корабли из одного из секторов внешнего периметра блокады, создав видимость слабого места в наших построениях. Тем самым мы спровоцируем американцев на попытку прорыва…
Все взгляды скрестились на мне — кто-то смотрел с плохо скрываемым недоумением, кто-то с нарастающим интересом, а кое-кто и с нескрываемым возмущением. Особенно свирепо сверкал глазами Самсонов, явно уязвленный тем, что какой-то там Васильков перехватил инициативу и выставил его в невыгодном свете перед всеми присутствующими. Впрочем, меня мало волновала реакция уязвленного в самолюбии Ивана Федоровича. Сейчас куда важнее было убедить остальных адмиралов в своей правоте и склонить чашу весов в пользу здравого смысла.
— Ведь подумайте сами, что станет делать загнанный в угол противник, когда ему неожиданно приоткроют лазейку для бегства? Правильно, кинется туда очертя голову, лишь бы вырваться из кольца окружения. В особенности, если альтернатива — почти верная гибель. При этом янки явно не будут слишком щепетильны в плане организации прорыва. Никакого четкого построения, никаких продуманных боевых порядков. Обезумевшая от горя и отчаяния ватага кораблей, каждый сам за себя — вот что хлынет в зазор нашей блокады…
Я внимательно вглядываясь в лица своих товарищей. Кажется, мне удалось пробудить в них интерес к дальнейшим перспективам. Даже Самсонов, кажется, заинтригованно подался вперед. Что ж, вот он — момент истины! Пора выкладывать главный козырь.