Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча

– Секретарь у их сиятельств, – объяснил Барроу. – Что там у вас, Дорси?

– Я вскрыл депешу, захваченную капитаном Хорнблауэром, сэр. Она… она очень важна, сэр.

Дорси мельком покосился на Хорнблауэра.

– Думаю, капитан Хорнблауэр вправе увидеть результаты своих трудов, – сказал Барроу.

Дорси, успокоившись, шагнул вперед и выложил на стол депешу и поднос, на котором лежали несколько дисков белого воска.

– Я сделал слепки с печатей, – объяснил Дорси. – По два с каждой. Резчик из Чипсайда изготовит по ним печати, которые сам Бони не отличит от собственных. Сами оригиналы я снял, не сильно повредив, – методом горячего ножа, сэр.

– Превосходно, – сказал Барроу, разглядывая результаты. – Так, значит, это новые печати новой империи?

– О да, сэр. Но депеша! Это главный трофей! Смотрите сюда, сэр! И сюда!

Дорси старческим пальцем взволнованно ткнул в бумагу. Под страницей, заполненной абзацами каллиграфического текста, стояла размашистая подпись. Ее чиркнули небрежным движением, так что на бумаге остались брызги чернил. Хорнблауэр еле-еле разобрал первые три буквы: «Нап», дальше шла изломанная черта и росчерк.

– Это первая такая подпись, попавшая нам в руки, сэр, – объяснил Дорси.

– Вы хотите сказать, прежде он подписывался «Н. Бонапарт»? – спросил Хорнблауэр.

– Просто «Бонапарт», – сказал Дорси. – У нас сотни, тысячи образцов той подписи, а такой раньше не было.

– И все-таки он еще не вполне вошел в роль императора, – заметил Барроу, изучая депешу. – Называет себя «я», а не «мы». Смотрите, вот здесь и здесь.

– Я уверен, сэр, что вы правы, – сказал Дорси, – хотя сам французского не знаю. А вот еще кое-что новое. Вот. И вот.

В верхней части листа значилось: «Palais des Tuileries» и «Cabinet Imperial».

– Это новое? – спросил Барроу.

– О да, сэр. До сих пор он не называл Тюильри дворцом, а тут стояло «канцелярия первого консула».

– Интересно, о чем говорится в депеше? – вмешался Хорнблауэр. Дорси и Барроу говорили только о внешнем, словно люди, которые судят о книге по переплету, а не по тому, что в ней написано. Он взял у Дорси депешу и начал читать.

– Вы знаете французский, сэр? – спросил Барроу.

– Да, – ответил Хорнблауэр немного рассеянно. Прежде ему не доводилось читать писем императора.

«Господин генерал Лористон», – начиналось письмо. В первом абзаце упоминались инструкции, отданные ранее военным и флотским министерством; во втором – речь шла об относительном старшинстве генерала Лористона и некоторых других офицеров. Третий – больше напоминал пламенный призыв:

«Поднимите мои стяги над этим прекрасным континентом, а если британцы вас атакуют и вы будете терпеть неудачи, помните три правила: деятельность, сосредоточение сил и твердая решимость умереть со славою. Таковы великие принципы войны, давшие мне победу во всех моих кампаниях. Смерть – ничто; жить бесславным и побежденным – значит умирать ежедневно. Не тревожьтесь о своей семье, думайте лишь о тех, кого ваше завоевание присоединит к моей».

– Сдается, дела там плохи, – заметил Хорнблауэр. – Бони велит ему держаться до последнего.

– И не обещает подкрепления, – согласился Барроу. – Скорее наоборот. А жаль.

Чтобы отправить подкрепление в Вест-Индию, Бонапарту пришлось бы рискнуть частью своего флота.

– Бони прежде нужна победа здесь, – предположил Хорнблауэр.

– Да.

Хорнблауэр увидел, как его собственная горькая усмешка повторилась на лице Барроу. Победа Бонапарта в европейских водах означает завоевание Англии, а за нею неизбежно падут Ост- и Вест-Индия, Канада и Капская колония – изменится судьба всего человеческого рода.

– Но это… – Барроу взмахнул депешей, – может сыграть свою роль.

Хорнблауэр, понимавший ценность отрицательной информации, кивнул. И тут в кабинет снова вошел Марсден, неся стопку бумаг.

– А, вы здесь, Дорси? Это его величеству в Виндзор. Проследите, чтобы курьер выехал не позже чем через пятнадцать минут. Это передать телеграфом в Плимут. Это в Портсмут. Отдайте писарям, пусть приступят немедленно.

Любопытно было наблюдать Марсдена за работой: в его голосе не чувствовалось и тени волнения, а фразы хоть и следовали одна за другой без паузы, звучали четко, раздельно, сухо. Бумаги, возможно – да почти наверняка, – были чрезвычайно важны, однако Марсден вел себя так, будто раздает пустые листы на ничего не значащей церемонии. Поворачиваясь к Барроу, он скользнул по Хорнблауэру холодным взглядом, не дав тому возможности откланяться.

– Больше известий никаких, мистер Барроу?

– Никаких, мистер Марсден.

– Подтверждение из Плимута доставят не раньше восьми часов завтрашнего утра, – заметил Марсден, глядя на часы.

Днем в ясную погоду телеграфное сообщение из Плимута доходит за пятнадцать минут. В недавней поездке Хорнблауэр видел исполинские семафоры, а год назад, под Брестом, сам такой уничтожил. Верховые курьеры, сменяясь днем и ночью, довозят депешу за двадцать три часа. В коляске на почтовых он покрыл то же расстояние за сорок – теперь казалось, что не часов, а недель.