Объясняя особенности своего писательского метода в связи с первым романом цикла, Форестер упомянул, что возможны два подхода к сочинительству. Иногда автор сначала придумывает героя, и дальше его личность диктует события, в которых сумеет развернуться наиболее интересно, иногда — ситуацию, а затем конструирует для нее наиболее интересного героя. Вряд ли Шекспир сначала придумал сложного персонажа, а потом решил сделать его племянником узурпатора. Очевидно, сначала он прочел историю принца Датского, а уже потом выстроил в голове Гамлета как самого интересного персонажа для этой коллизии. Хорнблауэр изначально вырос из внешних обстоятельств: капитан корабля в далеких водах, куда известие о заключении мира идет несколько месяцев. Его происхождение, возраст, облик, характер, привычка к рефлексии, математические способности и даже немузыкальность были полностью обусловлены сюжетом и той манерой изложения (через восприятие героя), которую избрал автор. Однако теперь, к пятой книге цикла, Хорнблауэр был сложившейся личностью, и не только он, но и другие персонажи, так что оба подхода работали одновременно, не противореча, а помогая один другому.
Заканчивая рассказ об этой книге в «Спутнике Хорнблауэра», Форестер написал:
«Если бы когда-нибудь меня спросили (и, очевидно, даже если не спросили), какие десять минут работы я считаю самыми удачными в своей жизни, какая из тысяч написанных мною страниц огорчает меня меньше всего, я назвал бы заключительную страницу „Лорда Хорнблауэра“».
Она была написана вскоре после победы над Японией на борту британского крейсера «Свифтшур». В статье для «Сатердей ивнинг пост» Форестер рассказал, как это происходило:
«Круговой щит малокалиберной зенитной установки ограждал меня от ветра и от любопытствующих, но не от утреннего солнца. Моя авторучка скользила по листу бумаги, и давно придуманные слова были все ближе и ближе. Тут на квартердеке раздалась чеканная поступь морпехов, послышались резкие приказания, и оркестр заиграл бодрый марш. Последнее предложение было наполовину закончено, когда боцманские дудки подали команду „смирно“.
„На караул!“ — гаркнул лейтенант морской пехоты. Оркестр заиграл „Боже, храни короля“, и все замерли по стойке смирно, покуда флаг Белой эскадры поднимался над Токийским заливом. Оркестр закончил „Боже, храни короля“ и заиграл „Звездное знамя“; после заключительных слов новый сигнал позволил нам встать вольно. „На плечо-о-о!“ — гаркнул лейтенант. Я сел и дописал последние шесть слов.
Потом я встал; флаг Белой эскадры реял над Токийским заливом, вдалеке горела на утреннем солнце Фудзияма. Это была последняя сцена в длинном цикле романов. Хорнблауэр был впервые задуман в шторм у Азорских островов девятью годами раньше, до известия о том, что Гитлер оккупировал Рейнскую область. Тогда, в минуту прозрения, я почувствовал, какие тяготы и опасности ожидают Англию, и решил написать о том, как в те дни она боролась с врагом и море ее спасло. А теперь я написал последние слова долгой истории в то время, когда флаг Белой эскадры напоминал последнему союзнику Гитлера о могуществе военно-морского флота. Тут я понял, что хочу есть, и пошел в кают-компанию завтракать».
Статья была опубликована 6 июля 1946 года и называлась «Последний из Хорнблауэров». Однако Форестер очередной раз себя обманул: этот Хорнблауэр тоже не стал последним.
Уинстон Черчилль, давний поклонник Форестера, получив экземпляр книги с автографом, написал в ответ:
«Я прочел „Лорда Хорнблауэра“ за двадцать четыре часа и могу пожаловаться только на одно: он чересчур короток. Такой недостаток, если мне позволено будет сказать, присущ, по моему мнению, всем Вашим книгам на эту увлекательную тему. Вы создали личность, которая вызывает из прошлого великий и суровый образ королевского флота в эпоху его славы. Темная сторона не скрывается, но в конечном счете мы воевали не только за Британию против Наполеона, но и за то, чтобы сохранить свое место среди других народов и послужить всему миру в следующем столетии.
Спасибо Вам за подписанный экземпляр, который я всегда буду ценить. Пожалуйста, пишите обо всем этом еще!»