В статье «Я не могу ходить» («Сатердей ивнинг пост», 21 апреля 1946 года) Форестер назвал Хорнблауэра своим доктором. «Доктор Хорнблауэр» требовал больше жизни, больше приключений. Чувствуя, что живет «во взятом взаймы времени», Форестер спешил. Теперь он снова писал по тысяче слов в день.
Хорнблауэр также дал своему автору возможность снова выйти в море. Книги Форестера были настолько популярны, что британское Адмиралтейство и американское Министерство военно-морского флота соперничали за право залучить прославленного писателя-мариниста на свои корабли. Автомобиль забирал его из дома в Беркли и вез в сан-францисский военный порт; там писателя поднимали на борт военного корабля. «Хотя я мог пройти всего несколько ярдов, — писал Форестер, — я по-прежнему мог выходить в море. Мостик не бывает дальше нескольких ярдов от кают-компании, и, пусть я никогда не смогу ходить по шканцам, я по-прежнему могу ощущать под ногами качающуюся палубу и смотреть, как нос корабля рассекает волны».
К работе военного пропагандиста и журналиста он вернулся уже в 1945-м. Фашистская Германия была уже почти разгромлена, но ожидалось, что Япония будет сопротивляться долго. Об атомной бомбе знали только немногие люди в правительстве, да и те пока не очень в нее верили.
«В Вашингтоне и Лондоне опасались, — писал Форестер в „Спутнике Хорнблауэра“, — что англичане и американцы <…> начнут требовать преждевременного мира на неудовлетворительных для нас условиях. Моей задачей было подготовить общественное мнение к следующему этапу кампании и сделать это в то время, когда союзные армии еще стояли на Рейне, собирая силы для последнего удара. <…> Я выслушивал серьезные, отчаянно серьезные споры о том, как поведут себя американские солдаты, если сразу после покорения Германии их бросят на еще более трудное завоевание Японских островов».
Очень скоро Форестера отправили на корабле в Тихий океан, где его ждало неожиданное открытие. «Я обнаружил, что, несмотря на инвалидность, по-прежнему могу жить на корабле, лишь бы он был не больше эсминца; расстояния на авианосце оказались бы для меня чересчур велики».
В Тихом океане Форестер писал статьи — по собственному уверению, плохие — и, хотя море неизбежно наводило на мысли о Хорнблауэре, не имел времени заняться своим героем. Однако с концом войны тот вновь решительно потребовал внимания.
«Меня занимали мысли о падении империй, а Хорнблауэр должен был оправиться от тифа как раз к разгрому Бонапарта. Происходили мирные конференции, решался вопрос о новом правительстве Франции, а также Японии. А перед тем была история с падением режима Муссолини и высадкой союзных войск в Италии; на глазах у Хорнблауэра из-под власти Бонапарта вышел Бордо. Мне всегда хотелось узнать (как-то в моем чтении это не попадалось), что произошло с роялистским мэром Бордо, Линшем, когда Бонапарт вернулся на престол во время Ста дней[86]. Многие тогда обнаружили, что поставили не на ту лошадь.
Эти вопросы волновали меня тем сильнее, что процессы над несчастными предателями, лордом Гав-Гав[87] и другими, были еще свежи в моей памяти. Искала ли Британия многочисленных дезертиров, даже изменников, после разгрома Французской империи? Поколением раньше бунтовщиков с „Гермионы“ разыскали и повесили без всякой жалости. И кстати, что случилось с графом де Грасаем и его невесткой Мари, когда во время Ста дней они оказались под властью Бонапарта, знавшего об их помощи Хорнблауэру?»
Бунтовщики, переход Бордо на сторону англичан и Сто дней дали необходимую историческую канву для романа. Хорнблауэра отправили подавлять бунт на захваченном матросами корабле, что удачно привело к сдаче англичанам Гавра, о которой Форестер в «Хорнблауэрском атласе» написал: «Отпадение Гавра при поддержке британских военно-морских сил повторяет отпадение Бордо в тот же исторический момент; параллель еще усиливается тем неопровержимым фактом, что герцог Ангулемский, очевидно, присутствовал в обоих городах одновременно, так что исследователь вынужден выбирать между историей и Хорнблауэром». В данном случае принципиальное отличие истории состоит в том, что Бордо много южнее Гавра и сдался не флоту, а наступающей англо-португальской армии Веллингтона, однако прочие обстоятельства очень близки: бордосцы добровольно впустили англичан и первыми в стране признали королем Людовика XVIII.
А затем — окончание войны и Венский конгресс, на котором Веллингтон был уполномоченным Англии; поскольку, как всем известно, герцог к тому времени давно разъехался с женой, очевидно, он должен был пригласить туда свою единственную сестру. Это давало Хорнблауэру возможность навестить графа де Грасая и Мари, а во время Ста дней организовать сопротивление, подобно историческому сопротивлению в Вандее и Авероне.