Адмирал Спиридов

Вздорность затеянного фаворитом вскоре стала очевидна для всех.

Распыление сил повлекло за собой очередные неудачи: сначала у Модоны, где войска противника, подошедшие со стороны Триполицы, нанесли серьезный урон десантному отряду, заставили его снять осаду и отступить к Наварину; затем у Патраса, где был разбит сводный греко-русский отряд, посланный Орловым; наконец, вторично у Модоны, куда фаворит вновь направил сводный отряд. Никакая храбрость русских десантников не могла помочь им выполнить невыполнимое, тем более, что военная выучка греческих повстанцев, входивших в отряд, оказалась весьма слабой. Противник, превосходя силы отряда во много раз численностью своих войск, не только сорвал вторичную осаду Модоны, не только потеснил отряд обратно к Наварину, но и в свою очередь осадил его. Вот что побудило Орлова написать Екатерине письмо, в котором он небезыскусно затушевал причины неудач, прихвастнув, как было свойственно ему и раньше и позже:

«...Хотя, кроме крепостей, вся Морея очищена от турок (это было сознательной неправдой, достаточно обратиться к фактам, известным теперь. — Е. Ю.), но силы мои так слабы, что я не только не надеюсь завладеть ею, но и удержать завоеванные места...»

О своих ошибках фаворит, понятно, не упомянул в письме; не упомянул и о том, что именно из-за них потеряло всякую надежду тогда на успех восстание в Морее и создалось критическое положение в самом Наварине.

Неприятельские войска обложили крепость со всех сторон и прервали снабжение города пресной водой. В то же время стало известно, что большая турецкая эскадра (10 линейных кораблей и 6 фрегатов, а также изрядное число каравелл, шебек, галер и других судов) крейсирует вблизи Матапана и готова напасть на русский отряд с моря.

По настоянию Спиридова было решено взорвать укрепления Наварина, покинуть крепость и, выйдя в море, самим навязать бой противнику, лишь бы не очутиться в ловушке.

Помочь русскому отряду могло только прибытие кораблей Эльфинстона.

Однако Эльфинстон явился не в Наварин, а в Колокинфскую бухту (на юго-восточной стороне мыса Матапан) и также со своим планом действий, да еще немедленно принялся выполнять его. Во-первых, высадил с транспортных судов десантный отряд и послал его по сухопутью к Наварину, что было рискованно, учитывая расстояние, огромное преимущество сил противника, осаждавших Наварин, и незнание десантниками условий местности. Во-вторых, услышав от жителей Рапилы (где высадился отряд), что неприятельские корабли находятся на якорной стоянке в Навплийском заливе около крепости Наполи-ди-Ро-манья, Эльфинстон не счел нужным сообщить об этом в Наварин, не желая ни с кем делить славу победы, которую еще не одержал. Тщеславие было свойственно ему не меньше, чем Орлову; поэтому он, вместо того чтобы соединиться с отрядом Спиридова и заодно с ним действовать против турецкой эскадры, превосходившей силы даже обоих отрядов русских судов, поспешил в Навплийский залив.

Понятно, что из попытки Эльфинстона самостоятельно управиться с противником ничего не вышло. Силы оказались чрезмерно неравными. Эльфинстон располагал тремя линейными кораблями, фрегатом, пинком и тремя транспортными судами, а турецкая эскадра, которую он увидел 16 мая на расстоянии восьмидесяти кабельтовов, насчитывала свыше двадцати вымпелов (из них 10 линейных кораблей и 6 фрегатов). Только нерешительность командующего этой эскадры выручила Эльфинстона. Противник, не приняв боя, отошел в глубь залива, под прикрытие береговых батарей, хотя мог, используя при наступившем безветрии гребные суда для буксировки (их у русского отряда не было), проучить Эльфинстона за нерасчетливую дерзость. Впрочем, осталось неясным, было это следствием нерешительности турецкого флагмана, принявшего отряд Эльфинстона за авангард русской эскадры, или хитроумного намерения заманить русский отряд поближе к берегу, а тогда внезапно окружить его, закрыв ему выход из залива, и уничтожить.

Сообразив, что чуть не погубил отряд и людей, Эльфинстон 17 мая, едва получил возможность лавировать, срочно отправил одно из транспортных судов с донесением в Наварин, а сам отошел на такое расстояние от крепости Наполи-ди-Романья, какое позволяло, в случае решительных действий турецкой эскадры, избежать схватки с ней до прибытия отряда Спиридова.

Впоследствии, характеризуя Эльфинстона перед увольнением его из русского флота, припоминая и эту историю, и прочее, чем печально прославил он себя в Архипелажской экспедиции, Екатерина так отозвалась о нем:

«Можно сказать одно, что Эльфинстон принадлежит к разряду людей сумасшедших, которые увлекаются первым движением и не соблюдают никакой последовательности, и я не знаю, сумеет ли он очистить себя от подозрений в злоупотреблениях, если бы его заставили отдать отчет в сумме на чрезвычайные расходы, ему вверенной, ибо из нее он сдал адмиралу Спиридову только три тысячи червонцев...» (хотя получил на эти расходы перед отплытием из Кронштадта 200 тысяч рублей. — Е. Ю.).