Адмирал Вселенной

«Сразу видно, что летал в Коктебеле, — сказал он. — Не успел взлететь, а сразу вдоль склона ищешь восходящий поток. Но зачем же вы взяли ручку на себя? Вы потеряли скорость, и планер спарашютировал. Ну-ка, снова то же самое, без коктебельских штучек и покажите мне настоящую посадку. Штурвал на себя только у самой земли».

Второй раз я уже не волновался. Очутившись в кабине, я заметил, что при нейтральном положении ручки элероны отклонены. Поэтому-то меня и повело в сторону. Я поставил ручку боком, поглядел на элероны — нормально.

Второй раз посадил планер более-менее сносно. «Ну, вот и молодец», — сказал Карл Михайлович.

И только в поезде я сознался:

«Простите. Я соврал. Не летал я до этого».

«Ну, на самолете-то летал?»

«Летал».

«А чем отличается техника пилотирования? Те же ручки и педали. Сколько раз летал-то?»

«Два раза».

«Ну и порядок. Там ведь все то же».

«Я летал пассажиром».

— А ведь мог расшибиться, — сказал парень с синяком.

— Мог бы, — просто сказал Люшин.

Прозрачная пятерня на стекле покрылась ледяными кристаллами и вспыхивала от проносящихся мимо огней то зеленым, то красным.

— Все немцы, — сказал Королев.

Все засмеялись, а парень с синяком стыдливо прикрыл лоб ладонью.

— В самом деле немцы, черт бы их побрал. Они всякую ерунду доведут до крайности. А как ты догадался? Ведь тебя тогда не было рядом.

— Синяк очень аккуратный: соответствует передней стойке «Пегаса».

— Да, этот немецкий подарок не прощает грубой посадки. Воистину учебный планер. Дешевый, обтянут полотном, изволь полотно мазать крахмалом, чтоб была у него подъемная сила и эта дурацкая стойка. Ведь на лекарства больше истратишь, чем на крахмал и вообще на весь планер. Но теперь я везу с собой кое-что. Мы обманем немцев!

Парень с синяком вытащил из чемоданчика каску времен империалистической войны. Он вытряхнул из нее бутерброды и надел на себя.

Он рассказывал известные всем вещи, но слушать его было приятно.

Планеристы всегда собирались в последнем вагоне, потому что от Горок нужно идти назад в Белеутово к «штабу», к избе дяди Вани Потатуева. У него, авиационного мецената, можно попить чаю и обогреться.

Рядом со штабом возвышался ангар на три планера: в нем хранились «Пегас» — подарок немецких планеристов, «Закавказец» Чесалова и «Мастяжарт» Люшина и Толстых. Экзотическое слово «Мастяжарт» переводилось на русский язык «Мастерские тяжелой артиллерии». В них планер строился.

Планеристы высыпали из вагона и бодрой походкой двинулись в штаб. Так начиналось воскресенье…

«А завтра понедельник, — думал Королев. — С утра на работу, на завод. Не очень я люблю завод. Проектировать и вычерчивать турель для пулемета — это скучно. Ведь нельзя жить просто так, надо с увлечением».

Но сквозь все эти не очень веселые мысли о пулеметной турели сверкал голубыми гранями сказочный Коктебель.

«ПАРЯЩИЙ ПОЛЕТ»

Часть своего отпуска Королев провел в Алупке с Лялей Винцентини. Он совсем отвык от беззаботной жизни, и ему вначале казалось странным, что он способен, лежа на горячем песке, пересыпать камешки из ладони в ладонь, или часами слушать рокот волн, или глядеть кинофильм с драками и стрельбой.

Но потом он стал находить в этом Удовольствие. И думал: «Неужели я не могу жить, как все Нормальные люди? Поселиться бы на берегу моря, развести виноградник, нарожать детей, собрать библиотеку и купить граммофон».

Но стоило Ляле куда-нибудь отойти, и он поражался, как это он мог минуту назад бездумно играть сам с собой в камешки.

Из Алупки он поехал в Коктебель на планерные состязания.

От Феодосии ехал в тряской телеге, и пребывал во власти недавних воспоминаний, и думал о зыбкости настоящего.

— О чем задумался? — спросил его загорелый возница: хотел вступить в разговор.

_— Так, ни о чем. Где Узун-Сырт?

— Вон!

— Скучная картина, — пробормотал Королев.

— Что ж может быть скучнее? — заговорил возница. — Пыль одна да камень.

— Дальше я пройдусь пешком, — Королев соскочил назад, сделал несколько шагов, держась за задок телеги, и выхватил свой чемоданчик.

Возница покачал головой.

Королев свернул вправо с дороги и направился к горе, которая когда-то казалась ему землей обетованной. Подъем наверх был не труден.

«Скучная картина, — думал он, озираясь. — Здесь даже кузнечики кажутся сделанными из пыли».

На склоне он нашел голубоватый камешек а разводами и прозрачными краями.

«Халцедон-халцедон, — подумал он. — Так, кажется?»

Забрался наверх. Изредка нагибался и трогал толстые, словно вырезанные из белой байки, листья. Вспомнил Лялино лицо, освещенное улыбкой и солнцем, и пробормотал, увидев пыльную ящерицу:

— Скучная картина.

Потом оглянулся и обомлел.

Узун-Сырт браслетом отгораживал от крымских степей далекий поселок, похожий на разбросанные в траве куски сахара. Это Коктебель. Сверкало врезанное в каменистый лиловый берег море. Королев повернул голову направо. Южный склон Узун-Сырта казался украшенным вправленными в него ярко-красными камнями. Увидел перед собой красный куст кизила и догадался, откуда эти драгоценности: солнце просвечивало листья насквозь, куст пламенел.