Адмирал Вселенной

— Не все.

— Как вы смотрите на мои шансы?

— Никак. Ваша очередь, геноссе Королев. Поехали.

Сергей забрался в кабину планера, поставил ноги на педали.

— Рулями не шуруй, — сказал Яковчук, — никакой художественной самодеятельности.

Желающих тянуть резину было больше чем достаточно, и поэтому с каждого конца амортизатора стоило человек по десять, одиннадцатый держал хвостовой трос, намотанный на кол.

Начали считать шаги, чтоб натяжение было равномерным, вот уже стартовая команда топчется на месте.

— Бегом!

И в этот момент отпустили хвостовой трос, и Сергей ударился затылком о спинку сиденья, и это было бы, пожалуй, самым сильным его впечатлением о полете, если бы земля не приблизилась и не раздался сухой треск раскалываемой лучины. Но это была не лучина — это был фюзеляж. Королев скривился, как от боли, и почувствовал, что продолжает полет, только уже без планера. Землю он встретил полусогнутыми напряженными руками, тут же перекувырнулся и покатился как мячик.

К нему неслись со всех сторон планеристы. Сергей с трудом поднялся и пошел, хромая, к планеру.

— Поздравляю с первым полетом, — сказал Яковчук.

— Благодарю, — проворчал Королев.

— Здесь какая-то труба торчит из земли. Никто не подумал, что можно сюда долететь, и ее не выкопали, — сказал кто-то.

— Ты что, не пристегнулся?

— Пряжка плохая.

— Ты не ранен?

— Я не ранен, я только убит. Морально.

— Что с тобой?

— На душе противно.

Он повернулся и пошел прочь.

— Пойду умоюсь, — сказал он, но умываться не стал. Кое-как добрался до Богоутовской, свалился на койку и скривился от боли и разочарования.

«А не самообман ли планеры и небесная лазурь?» — подумал он.

Глянул на часы — подарок Баланина. Оказалось, что они разлетелись вдребезги.

Все было прекрасно. В Германии русские планеристы оказались впереди Мартинса, Неринга, Папенмайера и Шульца, цвета немецких планеристов, а ведь они были лучшими в мире. Франкфуртская газета писала: «Только русские планеристы внесли в этом году лихость в состязания».

Призы, подарки, газеты, фотографии, ну и так далее. Королев радовался успехам наших планеристов.

А потом состязания в Коктебеле — и новые успехи.

Сергей с нетерпением ждал возвращения участников, чтобы услышать о том, что не сказано в газетах.

В Киев вернулись загорелые, овеянные нездешними ветрами победители.

— Ну как? — спросил Королев у Грацианского. — Расскажи.

— А что, собственно, рассказывать? За три года мы добились того, чего немцы добивались десятилетиями. Яковчук на КПИР-4 взял третий международный приз.

— Ну а как в Коктебеле?

— В первый же день Шульц держится в воздухе 5 часов 47 минут, на второй день Яковчука не пускают на КПИР-1БИС — техническая комиссия забраковала аппарат. Мы возились всю ночь, устранили дефекты, но нам не поверили, что мы довели планер до толку за ночь. А Яковчук, отчаянная башка, летит и бьет Шульца. Наступила ночь, а он все летает. Разложили костры. Он парил девять с половиной часов и сел только из-за «маргариты».

— Кто она такая?

— Она — это немецкий планер с подслеповатым немцем, который сослепу раза два чуть не врезался и КПИР. «Марго» мы разыскали в темноте по лаю собак: немец почему-то не понравился нашим собакам. На другой день Шульц обходит Яковчука и бьет мировой рекорд. Он тоже летает в темноте, немцы выкладывают из досок римскую цифру двенадцать, обливают ее мазутом и поджигают: сигнал «садись». На другой день Яковчук думал бить Шульца без помощи слепой «маргоши», но… но.

— И что?

— Открой ящики с планерами — увидишь.

В ящиках с «запчастями» лежали запчасти. Планеры были разбиты бурей. Планеристы вынуждены были спасать немецкие аппараты в то время, как их владельцы мирно спали: все их имущество было застраховано, и за него пришлось бы расхлебываться золотыми рублями.

— Ну а еще что?

— Арцеулов — рекорд высоты, Юмашев — дальности. Неплохо, одним словом. Немецкий начальник Гофф сказал: «Мы удивлены безграничной храбростью русских пилотов».

— Нашел чему удивляться. Нужно было бы удивляться трусости русских.

Прошла неделя, вторая, и Королева стал раздражать бесконечный поток воспоминаний о победах на Васеркуппе и Узун-Сырте.

— Надо строить новые планеры, — говорил он, но от него отмахивались.

И пошла полоса неудач: Пузанов женился, и Сергей почувствовал разницу в возрасте; Савчук перевелся в Гидроавиацию, Павлов уехал в Оренбург, в институте авиационная специализация была на уровне самодеятельности.

— Надо рвать в Москву, — решил Королев. — Там и мама и Гри, там не нужно будет постоянно отвлекаться на посторонние мысли. Решено! Делать здесь нечего.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ПУТЬ В КОКТЕБЕЛЬ