Адмирал Вселенной

— Думаю, — пробормотал Королев, потом поднял голову и сказал: — Товарищи! Полминуты внимания. В нашей работе самое главное поскорее разнести газеты. Но в том, как мы выполняем эту работу, нет логики. Мы заканчиваем свои дела на полтора часа позже, чем следовало бы. Мы тратим время попусту, наши маршруты не продуманы. Вот схема. Сплошные линии — путь с грузом. Пунктирные — порожняк. Порожняк здесь сведен до минимума. Итак, нас двенадцать человек… Глядите сюда…

Свою речь он уложил в полминуты. Все задумались, глядя на схему.

— Правильно, — сказал один.

— Как это мы раньше не догадались? — сказал другой. — Кто это тебя надоумил?

Сергей вспомнил кота и улыбнулся.

— Да так, один приятель.

С наступлением каникул он записался в бригаду грузчиков, вспомнил Одессу, прямые спины, потные между лопаток, вспомнил спину «того» рабочего. Разгружали баржи с цементом, иногда с сахаром, иногда с какой-то прессованной бумагой в квадратных тюках. В цепочке грузчиков он всегда становился за стариками: эти не будут тратить сил попусту. Он учился у них не тратить сил попусту. Итак, прямая спина, груз точно по центру и ритм.

Грузчики предпочитали иметь дело с сахаром, хотя совсем безразлично, чем харкаться после работы, цементом или сладким.

Опытные грузчики относились к Сергею как к пацану. В первый же день один старый атлет сказал ему:

— Сало не ешь пока и колбасу тоже. Ведь не лезет в горло?

— Не лезет.

— То-то и оно. Пей молоко или простоквашу. Вот держи банку, налью тебе молока. И сахару ешь побольше. Срубил себе сахару-то?

— Нет.

— Ha-ко, я тебе маленько отсыплю.

Старик показал Сергею свой карман: длиной до щиколоток.

— По сорок фунтов ношу, — объяснил он. — Сделай себе такие же, только пояс должен быть покрепче. После молока чаю попьешь. А после работы нужно водки, Немного, но нужно. Тогда руки и спина не будут дрожать, Ведь дрожат с непривычки?

— Дрожат.

— А она расслабляет. Понял, отчего грузчики пьют? А курить не надо. Воздуху будет мало. Не куришь? Ну и правильно.

Когда баржи прошли, Сергей подрядился чинить крыши. Это было гораздо приятнее, чем работа грузчика; не тяжело, и перед тобой весь город с куполами церквей и зеленью. Город сверху казался еще более зеленым, чем был на самом деле. Но кровельщикам платят негусто.

Наконец он съехал от дяди. Так спокойнее.

Он стал хозяином крошечной комнатушки недалеко от института, на Богоутовской.

После газетной экспедиции он целый день наслаждался одиночеством. Пел песни, занимался гимнастикой перед зеркалом, врезанным в комод, читал «Постройку и ремонт планера» и «Аэродинамический расчет планера», спал, снова пел песни, а вечером пошел прогуляться. И встретил студента из соседней группы.

— Пойдешь в киноартисты? — спросил тот.

— Этого мне только и не хватало, — улыбнулся Сергей. — Внешность у меня неподходящая, немужественная. Глаза круглые, шея короткая, щеки румяные.

— Массовые сцены — это чепуха. Наденут на тебя шинель, и будешь бегать с трехлинейкой и стрелять холостыми по бандитам.

— Что за бандиты?

— Бандиты такие же, как ты сам. Только считается, что они из банды Зеленого.

— Что за фильма?

— «Трипольская трагедия».

Сергей задумался. Он вспомнил Михаила Пузанова.

— А возьмут меня?

Еще как возьмут. А если и плавать умеешь, то и совеем хорошо. Еще им нужен смельчак.

— Зачем?

— Нужен им человек, который бы согласился прыгать с кручи в Днепр за главных героев. Но пока дураков нет. Никому еще жить не надоело. Вниз глядеть — и то страшно.

На другой день он стал киноартистом. Он получил шинель, обмотки и трехлинейку. Молодой парень, режиссер, сказал:

— Погуляйте, постарайтесь привыкнуть к одежде и к оружию.

Через час он выбрал бугорок и как будто чего-то ждал. «Артисты» насторожились.

— Забудьте все! — сказал человек. Его лицо окаменело и казалось твердым даже на ощупь. — Забудьте все свои мелкие заботы. Сейчас девятнадцатый год. Голод, разруха, страдания, Петлюра, Зеленый, революция в опасности. Из сонных украинских городков, розовых от мальв, всплыло самое уродливое и темное. Средневековье с его ужасами — невинное детство. Человеческая жизнь ничего не стоит. Русь отдана на поругание. Вы — комсомольцы с Киевской городской конференции. Вы — цвет киевской молодежи, вы — соль земли, вы — апостолы революции. Вы не говорите проповедей, вы просто готовы отдать свою жизнь за дело — вот ваша проповедь. Ваши сердца горят ровным рубиновым пламенем революции.

Сергей почувствовал, что его дыхание делается глубже, голос режиссера действовал гипнотически. И он забыл обо всем на свете. Он защищал революцию.

— Теперь ни слова! Начали!

И началось. Дым, пальба, бандиты. Королев двинул рослого бандита прикладом, и тот неожиданно бабьим голосом запричитал:

— Что ж ты, сволочь, по правде дерешься? Товарищ режиссер, он по правде дерется!

— Все правильно, поехали!

— Вот чмырь! — рассердился «бандит». — Он хочет, чтобы мы по правде друг друга поубивали.

Потом Сергей плыл по Днепру вниз лицом. На его спине белая рубашка вздулась пузырем. Он изображал убитого.

— Перекур! — крикнул режиссер. — Есть желающие прыгнуть?