Было уже довольно поздно, когда я вошел в гостиную графа П. Я увидел Элленору — она сидела в глубине комнаты; я не смел приблизиться к ней: мне чудилось, что все взгляды устремлены на меня. Я приютился в углу гостиной, позади нескольких мужчин, оживленно беседовавших. Оттуда я неотрывно смотрел на Элленору; мне почудилась в ней какая-то перемена, она была бледнее обычного. Граф отыскал меня в том убежище, где я скрывался, подошел ко мне, взял за руку и подвел к Элленоре. «Представляю вам, — сказал он, смеясь, — одного из тех наших друзей, которые были особенно изумлены вашим неожиданным отъездом». Элленора говорила с дамой, сидевшей возле нее. Когда она увидела меня, слова замерли у нее на устах; она совершенно растерялась; я сам был очень смущен.
Нас могли услышать, — я обратился к Элленоре с малозначащими вопросами. И она, и я снова обрели внешнее спокойствие. Объявили, что ужин подан; я предложил Элленоре руку, от которой она не могла отказаться. «Если вы не обещаете мне, — сказал я, ведя ее к столу, — принять меня у себя завтра в одиннадцать часов, я немедленно уеду, покину свое отечество, семью и отца; я расторгну все узы, отрекусь от всех обязанностей и убегу куда глаза глядят, чтобы как можно скорее положить конец жизни, которую вам угодно отравлять». — «Адольф!» — ответила она и запнулась. Я жестом показал, что намерен удалиться. Не знаю, что выражали мои черты, но я никогда еще не испытывал такого страдания.
Элленора взглянула на меня. На ее лице отразился ужас, смешанный с нежностью. «Я приму вас завтра, — молвила она, — но заклинаю вас…» — За нами шло много людей, она не могла договорить. Я прижал ее руку к себе; мы подошли к столу.
Мне хотелось сесть рядом с Элленорой, но хозяин дома распорядился иначе: меня посадили наискосок от нее. В начале ужина она была задумчива. Когда к ней обращались, она отвечала приветливо, но вскоре опять становилась рассеянной. Одна приятельница, пораженная молчанием и грустью Элленоры, спросила, не больна ли она. «Мне нездоровилось последнее время, — был ответ, — да и сейчас еще я плохо себя чувствую».
Я старался произвести на Элленору приятное впечатление; я поставил себе целью, выказывая любезность и остроумие, расположить ее в свою пользу и таким образом подготовить к свиданию, которое она мне обещала. Поэтому я пытался всеми способами привлечь ее внимание. Я завел речь о предметах, которые, как я знал, были для нее занимательны; наши соседи приняли участие в разговоре; присутствие Элленоры вдохновляло меня; я добился того, что она стала меня слушать, и вскоре я увидел на ее лице улыбку: это доставило мне такую радость, в моем взгляде выразилась такая признательность, что Элленора помимо своей воли была растрогана. Ее печаль и задумчивость рассеялись — она уже не противилась тайному блаженству, охватившему ее душу при виде того счастья, которым я был ей обязан; и когда мы вышли из-за стола, сердца наши были так согласны, словно мы никогда не существовали отдельно друг от друга. «Вы видите, — сказал я, подавая Элленоре руку, чтобы вести ее обратно в гостиную, — моя жизнь всецело принадлежит вам; за какую же вину вы с таким наслаждением терзаете ее?»
Глава третья