Адольф Гитлер: клинический случай некрофилии

Игры эти имели в жизни Гитлера несколько функций. Они давали ему возможность чувствовать себя лидером и утверждали во мнении, что благодаря своим суггестивным способностям он мог заставлять других следовать за собой. Они питали его нарциссизм и, что крайне важно, перемещали центр его жизни в область фантазии, все более отвлекая его от реальности — от реальных людей, реальных достижений и реальных знаний. Еще одним проявлением фантазерских наклонностей был его пылкий интерес к романам Карла Мая. Май был немецким писателем, перу которого принадлежало множество захватывающих историй из жизни североамериканских индейцев, имевших привкус реальности, хотя сам автор в жизни не видел ни одного индейца. Наверное, все мальчики в Германии и Австрии зачитывались книжками Мая: он был здесь не менее популярен, чем Джеймс Фенимор Купер в Соединенных Штатах. Восторженное отношение Гитлера к сочинениям Мая было бы поэтому вполне нормальным для младшего школьника, но, как пишет Смит, «в дальнейшем оно приобрело более серьезную окраску, ибо Гитлер так никогда и не расстался с Карлом Маем, Он читал его подростком, читал юношей, читал, когда ему уже перевалило за двадцать. И даже будучи рейхсканцлером, он продолжал восторгаться им, перечитывая, в который уже раз, все романы про Дикий Запад. Больше того, он никогда не пытался маскировать или скрывать то восхищение, которое вызывали у него книги Мая. В «Беседах»[56]он превозносит Мая и описывает, с какой радостью он обычно читает его произведения. Он говорил о нем практически с каждым — со своим секретарем, с пресс-секретарем, со слугой и со старыми товарищами по партии» (Б. Ф. Смит, 1967).

Но я объясняю эти факты иначе, чем Смит. Смит считает, что, поскольку детское увлечение Гитлера романами Мая было связано с переживанием счастья, то, в соответствии с принципом удовольствия, он ухватился за него позднее, когда не смог справиться с подростковыми проблемами. В какой-то степени такая интерпретация может быть и верной. Но я убежден, что в ней упущено главное. Романы Мая нельзя отрывать от игр в войну: то и другое является выражением его жизни в мире фантазии. Что эти увлечения, совершенно адекватные в определенном возрасте, продолжали захватывать его и позднее, указывает на очевидную склонность к отрыву от реальности. В них проявилась нарциссическая установка, сфокусированная на одной теме: Гитлер — лидер, воин и победитель. Конечно, имеющихся свидетельств недостаточно, чтобы утверждать это с полной уверенностью. Однако, если сопоставить поведение Гитлера в этом раннем возрасте с событиями его последующей жизни, можно усмотреть там и здесь одну и ту же нарциссическую фигуру: человека, в высшей степени углубленного в себя, для которого фантазии реальнее, чем сама реальность. Когда мы видим юного шестнадцатилетнего Гитлера, погруженного в фантастический мир, мы невольно задаем себе вопрос, как удалось этому нелюдимому мечтателю стать, пусть на мгновение, хозяином Европы. Здесь мы повременим с ответом на этот вопрос: для этого нужно продвинуться несколько дальше в анализе развития личности Гитлера.

Какими бы ни были причины его неудач в средней школе, они, безусловно, имели для юного Гитлера серьезные эмоциональные последствия. Представим себе мальчика, которым восхищается мать, который успешен в начальной школе и верховодит в компании сверстников. Все эти достижения, не требовавшие никаких усилий, лишь подкрепляли его нарциссизм и уверенность в собственной исключительной одаренности. И вот почти без всякого перехода он обнаруживает себя в ситуации неудачника. У него не было способа скрыть свой провал в школе от отца и матери. Гордость его была уязвлена, нарциссизму нанесен тягчайший удар. Если бы он был в состоянии признать, что причиной неудач было его неумение трудиться, он мог бы выкарабкаться, ибо у него несомненно были способности, достаточные, чтобы успевать в средней школе[57]. Но непробиваемый нарциссизм сделал такое прозрение невозможным. В результате, не будучи в силах изменить реальность, он был вынужден подменить ее и отвергнуть. Он подменил ее, обвинив учителей и отца в том, что они стали причиной его неудач, и вообразив, будто его провал в школе явился выражением стремления к свободе и назависимости. Он отверг реальность, ибо, создав символ «художника» и живя мечтой о карьере великого художника, он в то же время не прикладывал никаких усилий, чтобы достичь своей цели. Следовательно, идея эта имела ярко выраженный фантастический характер. Провал в школе был первым поражением и унижением, которое испытал Гитлер. За этим последовали другие. Можно предположить, что они питали его обиду и ненависть к тем, кто был их причиной или свидетелем. И когда бы у нас не было оснований считать, что некрофилия Гитлера коренится в его ранних злокачественных инцестуальных наклонностях, мы бы утверждали, что начало ей вполне могли положить эта ненависть и эта обида.