В конце февраля 1836 года во Франции сменился Кабинет министров. Новым премьер-министром и министром иностранных дел стал Адольф Тьер. При нем французская политика в Испании получила новый импульс. Тьер считал, что Июльская монархия остро нуждается в поднятии своего престижа внутри страны. Это могло быть реализовано благодаря внешнеполитическим успехам нового режима. «В любой стране необходимо всегда поддерживать, культивировать дух величия <…> Когда нет величия от войны, надо, по крайней мере, дать стране величие мира», — заявлял Тьер еще в 1833 году. Для него важно было поддерживать дух величия во Франции, чтобы новый режим ассоциировался с триумфами во внешней политике, как это было в годы Первой империи, но без развязывания крупномасштабной войны. Так, 8 июня 1833 года он отметил: «Мы хотим величия, но возможного».
Став министром, Тьер провозгласил существование исключительных сфер влияния Франции. Испания, по его представлению, всегда была сферой интересов Франции. В своей парламентской речи, произнесенной в январе 1836 года, Тьер говорил о вечных интересах Франции на Пиренеях еще со времен политики Людовика XIV[617]
. Еще раньше, в речи о внешней политике, произнесенной 8 января 1834 года, он отметил, что «в Испании также присутствуют французские интересы»[618]. Помимо Испании Швейцария также была включена Тьером в сферу французских интересов[619]. Бельгия, Швейцария и Испания — эти страны интересовали Тьера, так как они, по его мнению, являлись «естественными границами» Франции[620]. «Франция обеспечила свободу не во всем мире, но от Альп до моря, от Пиренеев до Рейна. Не все это пространство занимает Франция, но везде есть французские интересы», — утверждал политик в одной из своих парламентских речей[621].В испанском вопросе, обострившемся в 1836 году, Тьер увидел отличный шанс, чтобы укрепить положение Франции, повысить ее международный авторитет. Главным аргументом в поддержку либералов в Испании у него выступала схожесть политических режимов двух стран. Во время одного из своих выступлений в палате пэров 6 января 1836 года Тьер заметил: «Таким образом, спрашивать нас, почему мы предпочитаем Изабеллу II восставшему Дону Карлосу, это то же самое, что спросить нас, почему мы есть те, кто мы есть, почему мы служим правительству, которому служим, почему мы настойчиво придерживаемся одной политики все время. Да, мы предпочитаем Изабеллу II Дону Карлосу по той же причине, которая заставляет нас предпочитать режим, который существует сегодня во Франции королевству эмигрантов, которых страна выбросила прочь…»[622]
.Тьер считал, что Франция не может терпеть реакцию у своих дверей. Если Июльская монархия не поддержит Изабеллу, то в Испании восторжествует карлистский абсолютизм или анархия. Поэтому рано или поздно следовало вмешаться — был убежден Тьер.
Между тем 14 сентября 1835 года в Испании сменилось правительство — его возглавил либеральный банкир Хуан Альварес Мендисабаль, которому предстояло решить сразу две сложных задачи — оздоровить финансовую систему Испании и прервать серию военных неудач. Для решения первой проблемы министерство Мендисабаля в начале 1836 года приняло ряд декретов, основной целью которых была экспроприация церковной собственности[623]
. Действия испанского правительства носили ярый антиклерикальный характер. Так, для привлечения дополнительных ресурсов регентша Кристина даже приказала расплавить колокола церквей, что возмутило многих католиков как в Испании, так и во Франции[624]. Однако принятие жестких и непопулярных мер испанским министерством, равно как и щедрые вливания банкирских домов и правительств Англии и Франции не улучшило состояние дел в испанской экономике[625]. Не шли дела и на военном направлении — войска Дона Карлоса перешли в наступление и добились определенных успехов.