Вместе с тем Тьер подчеркивал: «…правительство показало, что не боится вытащить шпагу в Бельгии»[601]
. Это означало, что Европа должна относиться с уважением к интересам Франции. Именно так следует понимать слова политика, когда он писал, что во Франции найдутся те, кто будет сражаться за свою страну. Тьер отмечал, что даже французский король Луи-Филипп воевал, не говоря о министрах и «свидетелях побед Наполеона»[602]. Иными словами, Франция не боится пойти на конфликт, если этого потребуют ее национальные интересы. Европе не следует думать, что Франция, только совершившая свою революцию, будет молча сидеть, если затрагиваются ее интересы в мировой политике.Таким образом, видна определенная эволюция взглядов Тьера: сразу после Июльской революции 1830 года он выступал за невмешательство Франции в дела других государств, потому что боялся интервенции во Францию[603]
. Но уже в 1832 году политик заговорил о необходимости напрямую влиять на состояние дел в соседних государствах. По его мнению, если Франция имеет интересы в какой бы то ни было стране, то она может направить в эту страну свои войска для обеспечения там своих интересов. При этом Тьер одобрял интервенцию только в случае, если она полезна и возможна.В 1832 году он поддержал (при министерстве Казимира Перье) отправку военной экспедиции в Анкону, поскольку следовало создать противовес Австрии в Италии[604]
. Тьер ретроспективно одобрил вмешательство Франции в дела Греции в годы Реставрации. В 1833 году он также высказался в пользу осуществления финансового вмешательства в дела этой страны[605]. В 1834 году Тьер одобрил интервенцию в Швейцарию, чтобы усмирить некоторые недовольные кантоны[606]. Таким образом, интервенция у него выступала инструментом реализации идеи величия Франции и проведения политики престижа на практике.Для правительств Июльской монархии главным во внешней политике было добиться более высокого статуса Франции на международной арене. Сделать это было крайне сложно ввиду существовавших договоров 1814–1815 годов. Поэтому французские дипломаты делали ставку на раскол Европы на два военно-политических блока, разделенных по идеологическому принципу: с одной стороны — блок государств, основанных на либерально-конституционных принципах (Франция, Англия, Испания и Португалия), с другой — государства, входящие в Священный Союз (Россия, Австрия и Пруссия)[607]
. То есть главной составляющей французской внешней политики сразу после Июльской революции 1830 года стал поиск союза с Англией.Тьер был убежден, что внешняя политика Франции должна быть ориентирована на достижение союза с Англией. «Для Франции необходимо, — сказал он 8 июня 1833 года, — никогда не воевать с Европой, если на ее стороне Англия, и нужно, чтобы Англия не отказалась от союза, уже согласившись на него, надо этот союз оберегать»[608]
. В другой своей речи, от 1 июня 1836 года, Тьер говорил, что в Европе не будет войны, «если мы сложим вместе войска Франции и деньги Англии»[609]. По его мнению, союз с Англией должен был способствовать достижению Францией более высокого статуса в мировой политике.В палате депутатов Тьер говорил «об этом прекрасном и благородном английском союзе, более предпочтительном для благородства Франции, нежели любой другой союз, который нам советуют»[610]
. Он заключил, что Англия была единственной державой, которая подала руку Франции в самом начале — в 1831–1832 годах. Союз с этой страной казался Тьеру идеальным, во многом это было связано с одинаковым характером общественно-политического устройства двух стран. «Среди наций, которые нас окружают, легко выделить одну, чьи принципы сходны с нашими; долговременность представительного правления в Англии располагала к тому, чтобы эта страна рассматривала как великое преступление указы, посягавшие на нашу конституцию (имеются в виду указы Полиньяка. —