Адонис. Французская поэзия XV–XIX вв.

Мой Бог! Какая сласть, когда в засос целую
Сей юный лепесток, упав с ней на кровать;
Мой Бог! Какая сласть мне с нею воевать,
Когда, в исходе битв, кровь сладкую пролью я.

Мой Бог! Какая сласть лелеять мне шальную

И слышать смех ее, начавши щекотать;
Мой Бог! Какая сласть, когда начнет шептать
Мне томным голосом: «Ах, милый мой, умру я».

Когда уж не могу, мой Бог! Какая сласть

С кровати на ковер, играючи, с ней пасть.
Мой бог! какая сласть щипать ее за бёдра,

Вылизывать ей грудь, покусывать сосок.

Мой Бог! какая сласть с ней разминаться бодро,
Блондинкой овладев под легких ног бросок.

«Люблю познания, но книг я не читаю…»

Люблю познания, но книг я не читаю,
Люблю войну, но так, чтоб быть и свеж и здрав,
Люблю я лошадей, чей вид пригож и нрав,
Люблю покой в тиши, и смех я почитаю.

Люблю насмешничать, пуская сплетен стаю,

– Но чтоб при всём при том я оставался прав;
Люблю честной наряд, чтоб был не мят рукав,
Люблю на Корабле плыть по морскому краю.

Люблю безлюдные и людные места,

Люблю забавы, пляс, я враг твой, маета,
Люблю водицу я, салаты и жаркое,

Люблю закуски я и доброе вино.

Люблю я всё, Саре, но более одно:
Упиться красотой, что нежно правит мною.

Жак Даву дю Перрон (1555–1618)

Храм непостоянства

Я в честь Непостоянства храм построю;
Влюбленные молиться будут в нем
И приносить обеты день за днем,
Быть может, с покаянною мольбою.

Из легких перьев будет свод просторный,

Его отдам ветрам на произвол;
Алтарь я б там соломенный возвел,
Чтоб сердце в жертву обрекать притворно.

Сей храм украсят дивные картины:

Забвенье, заблуждения, тщета,
Надежды, пыл желаний, суета,
Пустые клятвы, вымысел невинный.

Для освящения моя богиня

Пусть волны призовет, ветра, луну,
Храмовником там службу я начну,
А дама станет жрицею святыни.

Она воссядет в центре как Сивилла,

С треножника серебряного нам
Глаголя то, что лишь пристало снам,
В Непостоянства грезе легкокрылой.

Она заполнит легкие скрижали

Стихами, что навеет ярость ей,
И бросит их парить под эмпирей,
Чтоб небылицы ветры разметали.

Там восклубит она до небосклона

Дым тысяч клятв, у коих лжива суть,
Чтоб в фимиамах Божеству тонуть,
Которому кадит любой влюбленный.

На страже встав перед дверьми святыми,

Всех буду гнать от храмины я той,
Кто не помечен надписью златой —
На лбу не носит Легкомыслья имя.

Притворными слезами, стоном ложным

Я скользкого Протея напою
И вскормленную воздухом Змею[1],
Что глаз морочит цветом всевозможным.

Дочь ветра, не побрезгуй страстотерпцем,

О ты, чей перьями увенчан стан,
Пусть будет доступ в храм счастливый дан
Всем тем, кто, как и я, изменчив сердцем.