Читаем Адорно в Неаполе полностью

Тут есть изрядное коварство. Способна ли в принципе констелляция задать структурный принцип более или менее крупному тексту? Как долго можно кружить вокруг мифической бездны, пока не пропадет внутреннее напряжение? Книга о Кьеркегоре – первый крупный текст Адорно, выстроенный по модели констелляции. В статье о «Воццеке» и в эссе о Шуберте он трижды повторял констелляцию в трех главах. Хватит ли этого на целую книгу?

Говоря о силе вещей в кьеркегоровском интерьере, придется дать общий обзор содержания книги; это содержание раскрывается вместе с определениями, которые даются внутренней сущности, меланхолии, иллюзорности природы, аду и реальности суда. За этими понятиями, расположенными в такой последовательности, вполне можно увидеть увлекательный нарративный драматизм. Кроме того, Адорно делает принцип констелляции мотором, который двигает повествование из главы в главу и поддерживает напряжение на протяжении длительного периода. Кьеркегор – чрезвычайно выгодный противник, вместе с ним Адорно спускается по нескольким кругам ада, пока и этот твердый орешек не приносится в жертву констелляции. Ритм каждого этапа задается процессом эмансипации носителя значения – в данном случае это метафоры – и конфронтацией с этими маленькими демоническими языковыми образованиями. Интерпретационный принцип из Неаполя становится языковым театром. Далее мы присмотримся к этой постановке повнимательнее.

Итак, интерьер – место действия постановки Адорно, а обстановка и язык – сценический реквизит. Выступает на этой сцене обитатель интерьера, рантье «первой половины XIX века». Он вполне независим в финансовом плане, но, вместе с тем, исключен из процесса производства. Свои страдания из-за овеществления жизни он ошибочно принимает за базовое экзистенциальное ощущение человека. Он считает себя автономным – эта черта объединяет его с представителями идеалистической философии: «полемически-ретроспективная позиция по отношению к могущественному капиталистическому внешнему миру по сути своей является частной». Полемическая позиция по отношению к внешнему миру старается максимально освободить духовную сферу от всех шлаков внешнего мира и от конкретности. Для последователя такого спиритуализма все живое становится чистой аллегорией, в конце концов даже собственное тело. И тогда снова включается механизм диалектического образа и то, что было материалом для рисования, вторгается в область изображаемого: «Если тело выступает только под знаком “значения” истинного и ложного в духе, то дух остается, по Кьеркегору, привязанным к телесным фигурам как к своему выражению. Природа, исключенная историей из безобъектного нутра, сама прорастает в нем, и исторический спиритуализм выстраивает свою природно-антропологическую систему органов».

А если этот процесс начался, то недалеко и до сцены с двойниками. Позиция отрезанного от внешнего мира и меланхолия соединяются в картину, которая будет сопровождать меланхолика до самой гибели: «Сама меланхолия – это дух истории в его природной глубине, поэтому в своих телесных образах она является центральной аллегорией. Того, кто заперт в своей внутренней сущности, “меланхолия провела через предшествующие этапы”, подобно фигуре Гермеса, который сопровождает мертвых со своим жезлом». Эта встреча со своей мифологической составляющей позволяет лучше понять устройство собственного Я: «Поэт как чисто природный человек: так абсолютный спиритуализм распознает свое мифологическое происхождение». Но это распознавание не приводит немедленно к уничтожению субъекта, которое Адорно анонсировал несколькими страницами ранее. Адорно поддерживает напряжение. Кьеркегору удается избегать видимости в «глубине погружения», и именно в эту глубину хочет теперь спуститься Адорно. В ранней редакции мы читаем: «В этих определениях Кьеркегора, в сумеречных глубинах субъективности множатся мифологичность и примирение, имманентность природы и трансцендентность, истина и видимость, даже надежда и отчаяние. И критика склоняется к центральной теме, поскольку в философии Кьеркегора первым делом мы встречаемся с мифом и примирением. Эта центральная тема – его понятие Я, а именно личности, которая старается отстраниться от всякой критики как критерия истины. Акт взаимопроникновения мифологии и спасения Кьеркегор называет экзистенцией[402].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза