– Ламию призывали вы? – резко спросила я, и мертвенные руки тьмы вцепились в глотки двум мужчинам, приподняв их над землей.
Суровое лицо Магнуса, которого я знала с самого юношества, исказил ужас. Я зажмурилась, не желая видеть дальнейшего омерзения, сожаления и убийственного обещания. Так на меня смотрел каждый, кроме Ричарда и Клары, когда я прибегала к демонической силе. Поэтому я никогда не выйду замуж: не смогу принять это чертово отвращение во взгляде человека, которому подарю сердце.
– Нет, у Елены помимо нас во Франсбурге есть королевский разведчик. Мы обычные люди, клянусь! – завопил Чарли, дергая ногами в воздухе. – А демоны подчиняются только магам или себе подобным. Мы лишь помогали…
– Кому? – взревела я.
У попытавшегося ответить Магнуса вдруг забурлила алая пена изо рта. Я с ужасом наблюдала, как лазутчик задыхался в пузырящихся рвотных массах.
– Дворцовые маги наложили на нас обет молчания, мы не можем назвать имя главного шпиона, не поплатившись жизнью, принцесса, – процедил Чарли, и его напарник перестал дрожать в предсмертной агонии.
Тени взметнулись позади меня, как черные крылья падшего ангела.
Елена хочет подставить Селье!
Вот зачем куртизанки прятали ее письма. Убитые ее же демонами девушки работали на мою тетку. Армия Кайлана равна с королевскими силами, лазутчики посеют зерно раздора в его городе, сделают так, чтобы зверские убийства вели к лорду, а я преподнесу тетке подложенные ей же доказательства.
Размытая до этого картина приобрела четкость. Елена уже знала о том, что Селье – демон, ей нужно было просто подтолкнуть Кайлана на костер и посадить свой морщинистый зад во главе единственного города, удерживающего Абракс от новой войны.
Я схватилась за голову. Мгновение назад я шла сюда, чтобы поскорее назвать Кайлана чудовищем, безжалостно убивавшим невинных девушек, обвинить тетку в заговоре с демонами и получить долгожданную свободу.
Все мои козырные карты спутали еще сильнее, будто колода лежала не рубашкой вверх, а была разбросана по всей комнате.
Теперь, чтобы уличить Елену в сговоре с демонической падалью, я должна помочь Кайлану не попасться в ее хитроумный капкан. Иначе мы оба сгорим. Конечно, можно было оставить все как есть, просто следуя указаниям тетки. Но допустить новые смерти, которые заденут обычных людей, если Абракс схлестнется с северным королевством, и навсегда потерять путь к свободе я была не готова.
– Простите, – вдруг задохнувшись, прошептала я.
У Чарли жена по весне ждала первенца, он так мечтал встретиться с малышом, но уже никогда не сможет подержать его на руках. Броня, которую я последние годы возводила вокруг души и сердца, скрывая чувства и боль, треснула слишком рано. Наверное, виной тому стало потрясение от всего прожитого за тяжелый день.
Я заплакала. По-настоящему, не выдавливая из себя слезы, а позволяя им потоками заливать щеки и капать с подбородка на пол. Тьма сделала рывок, и тошнотворный хруст наполнил камеру, проглатываемый шторой теней. Тела мужчин, все еще удерживаемые моей силой над землей, обмякли.
Не желая причинять лазутчикам лишнюю боль, я расправилась с ними быстро – свернув шею. Это было милосердно. Елена сожгла бы их заживо, или несчастные умерли бы от кровавого обряда, но все-таки их палачом стала я! Воздух перестал насыщать легкие. Я закрыла лицо руками и рыдала, пока тела двух мужчин опускались обратно на солому.
Завтра их найдут охранники и решат, что лазутчики свели счеты с жизнью, чтобы не выдавать секретов королевы.
По очереди закрыв мужчинам глаза, я кое-как нашла в себе силы вернуться в камеру. Когда я затворила решетку, а тьма волнами расползлась по углам, исчезая в ночи, я еще больше поддалась накопившемуся отчаянию.
Колени предательски задрожали. Я тяжело осела на холодный пол, обхватив себя руками. Магия теней позволяла мне властвовать над светом и жизнью, а я тряслась, как загнанный в угол щенок, которого вот-вот разорвут дворовые мальчишки.
Мгла проникала под кожу и затмевала разум. Я теряла контроль, отчаянно борясь с бурей мучительной боли, беспощадно поедавшей внутренности.
Мой плач подхватывал свистящий в коридоре сквозняк, но я не желала прерывать надрывные рыдания.
Кто обвинит сидящую в тюрьме девушку в слабости?
В этом смрадном месте я не хотела скрывать эмоции, желая выплакать все, что накопилось за долгие омраченные убийствами годы. Мои всхлипы поглотит стон умирающего узника, шмыганье носом затмит раскатистый кашель еще одного обреченного, а скулящие подвывания растворятся в скрипе решеток.
Погрязнув в душевных распрях, я перестала воспринимать реальность. Громкое хныканье заглушало внешние звуки, а муки совести сводили окружающий мир к новым шрамам на сердце.
Что-то теплое внезапно легло на мои ладони, стараясь отстранить их от зареванного лица, пока я раскачивалась взад-вперед, сидя на коленях.
Движения полнила настойчивость, но ласка и неожиданный трепет, с которыми сжали мои запястья, вернули из забытья тревог.